Александр Трапезников - Проект «Мегаполис»

— Конечно, — согласился Сергей. — Света мне о вас все уши прожужжала. Мы с ней вместе иногда сидим на лекциях. Так вместо того чтобы слушать теоремы Эвклида, она только о вас и долдонит.

— Ну, разумеется, — небрежно отмахнулся от этого факта папа, словно иначе и не могло быть, а мама подозрительно спросила:

— Разве в Инязе вы проходите эту ужасную геометрию?

— Факультативно, — поправился Сергей. — Спецсеминар.

— А сколько же вам лет, молодой человек? По виду ваши студенческие годы должны были бы давно остаться позади.

— Я поздно взялся за ум. До этого вкалывал на прокладке туннелей.

Интерес к нему стал заметно падать.

— А что вас связывает со Светочкой? — разочарованно спросила мама.

— Ничего. Но, как секретарь партячейки, я должен знать, выполнила ли она наши поручения.

— Какой еще партячейки? — взвился папа: ему наступили на любимую мозоль.

— Партия «зеленых», — хладнокровно объяснил Сергей. — Гринпис. Разве Света не говорила, что мы готовим акцию против массового самоубийства китов?

— Молодой человек нам морочит голову, — сказала мама.

— Нет. Просто хочу понять: почему она ушла из дому? Поверьте, я так же, как и вы, озабочен ее исчезновением. Может быть, вы лупили ее березовым веником, заставляли каждое утро есть манную кашу, не пускали в зоопарк? Надо разобраться.

Наконец-то и папа и мама улыбнулись. Лед начал таять.

— Сейчас поставлю чайник, — сказала мама и ушла на кухню.

А папа грустно развел руками:

— Не было никаких причин. Она всегда росла послушной девочкой. Тихой, скромной, даже не похожей на других детей. И очень ласковой. Шумных игр избегала. Единственным ее увлечением были бальные танцы. И книги, конечно. Читала очень много, но не все подряд, нет. Плохую литературу отбрасывала сразу. Надеюсь, что это я привил ей вкус к настоящим писателям. Любила стихи, а мои-то знала все наизусть. По правде сказать, лучшего читателя у меня никогда не было. Да пойдемте в ее комнату, сами увидите.

Кровать возле окна была накрыта синим шотландским пледом, на столе аккуратной стопкой лежали учебники, на тумбочке — магнитофон и кассеты, а тянувшиеся вдоль стен полки заставлены книгами. Сергей пробежал глазами по корешкам. Пушкин, Гоголь, Гончаров, Достоевский, Толстой, Тютчев, Бунин, Чехов, Есенин, Блок… Отдельно зарубежная литература: Гомер, Данте, Вергилий, Шекспир, Стендаль, Сервантес, Ибсен… Современные писатели, среди которых томики стихов Вольдемара Муренова. Сергей вытащил один из них, раскрыл на середине.

— «Я снова мучаюсь вопросом. Так что же дальше? Отдавший дань словесным розам. — Махровой фальши…» — прочитал он. — Забавно. Сами написали?

— А то кто же? — возмутился папа, отбирая книгу и ставя ее на место. — Пушкин, что ли?

— Да, Пушкин бы так не смог. А сами вы знаете — что же дальше? Вы же писатель, должны видеть глубже всех. Кончится когда-нибудь фальшь в нашей жизни?

— Философствовать проще всего, — устало сказал папа. — Вы думаете, она ушла поэтому? Потому, что ложь заела всех нас, как вши? Потому, что мы не смеем признаться самим себе, что уже не можем без нее просуществовать и дня? Но в нашей семье все было по-другому, уверяю вас.

Сергей глядел на пуанты, лежащие рядом с портретом милой девочки в бальной пачке.

— Вам виднее, — сказал он. — Почему она бросила танцевать?

— Потому что… она обиделась. Вместо нее на конкурс отправили другую девочку, менее способную, зато дочку нужного человека. А она грезила этими соревнованиями.

— Понятно.

— Да, не в ее характере прощать. Она ведь очень упрямая. Только жизни по-настоящему не знает. И доверчивая. Боюсь, не случилось бы худого…

— Как она проводила свободное время?

— Кроме Милы, у нее не было подруг. Она как-то сторонилась всех. Телевизор смотрела редко… Слушала музыку, читала. Общество малознакомых людей вообще угнетало ее. Однажды мы отдыхали в Коктебеле, еще в те, благословенные времена, когда существовали писательские Дома творчества, так она не отходила от нас ни на шаг, как собачонка.

— И это вас тяготило?

— Не сказать чтобы очень, но… сами понимаете. Пойдемте, нас зовут к чаепитию.

Сергей оторвал взгляд от портрета.

— Я найду ее, — пообещал он.

К двум часам дня Сергей был на Чистых прудах. После долгого разговора с родителями Светы он уяснил себе одно: они потеряли свою дочь еще раньше, чем она ушла из дому. Рано или поздно такое должно было случиться. Люди искусства эгоистичны, они любят ремесло, которым занимаются, и свое место в нем, отвоевывая его с предельным напряжением сил, а дети их, по сути, растут беспризорными, какой бы внешней заботой и уютом ни окружались. Судьба их — быть вечными изгоями в своей семье. Ломка сознания у таких подростков происходит в четырнадцать — шестнадцать лет, когда особенно сильна тяга к самоубийству. Взросление Светы пришлось на более поздние сроки. Она поняла, что искать опору в родителях, занятых только собой, бесполезно. И она ушла из дому. Куда ее приведет дорога?