Буало-Нарсежак - Рассказы (1973-1977)

Наследники Могалон впервые собрались в полном составе после смерти тети Эммы на роскошной вилле, которая стала их собственностью после драматической кончины старой девы. Во время предыдущих каникул Марселина лечила свои и без того больные нервы, которые эта драма подвергла слишком суровому испытанию. А Этьен ждал доброй воли следователя, проявлявшего исключительную сдержанность.

Сдержанность! Некоторые говорили, пристрастие. Поскольку, в конце концов, ведь алиби Этьена Могалона казалось неопровержимым. Разве он не представил доказательства, что в трагический вечер находился в Бордо, то есть примерно в трехстах километрах от того места, где была убита богатейшая Эмма? Ну и что? Почему же он получил эти три недели предварительного тюремного заключения? Почему его подозревали дольше, нежели супругов Дорель, Людовика или даже Марселину. Если задуматься хорошенько, не были ли свидетельские показания, способствовавшие их оправданию, более неоспоримыми, нежели те, на которые ссылался Этьен? И разве же пять двоюродных братьев в равной степени не воспользовались убийством? Равная доля состояния — два миллиона каждому, равные права на имение.

Сегодня, правда, Этьен не сожалел о своем аресте. Хотя его и отпустили на свободу ввиду отсутствия состава преступления, тем не менее он стал звездой семейства. Предполагаемый убийца номер один — титул, сообщавший ему немалую привлекательность не только в глазах ее членов, но и в глазах других жителей городка.

Вопрос «А все-таки, что, если это он?» снят не был.

Однако такой вопрос в равной мере метил в каждого наследника Могалон. «Что, если это она?.. Что, если это он?..» И сами заинтересованные лица никак не могли выбросить из головы мысль, что, возможно, что, по всей вероятности, один из них…

Они не испытывали ни малейшего страха, живя под одной крышей с неопознанным преступником. Бандит — это ужасно. Когда читаешь о нем в газетной рубрике происшествий или в романах. Но если им является некто, знакомый тебе с детства, кого ты любишь, чьи поступки знаешь наперечет… за исключением одного, некто, не только не желающий тебе зла, а напротив, способствовавший исполнению твоих самых заветных желаний — два миллиона, красивый дом, обширные земли, наконец, и главное, некто, одаривший тебя блеском и значимостью, словом, прочным положением, словом, всем тем, в чем тебе долго было отказано…

«Что, если это она?» Невзрачная Марселина, с ее тусклыми волосами и веснушками, перестала «экономить на спичках». Лавочники относились к ней с такой же предупредительностью, как и к этой актрисе из Парижа, а случалось, и обслуживали до нее. И все находят, что это в порядке вещей. Каждый спешит поздороваться с нею первым.

«Что, если это он?» Недомерок Людовик распрямляет спину. Кто осмелится теперь обходиться с ним, как с существом неполноценным?

«Что, если…» Супруги Дорель, прежде такие немногословные, теперь разговаривают громко, самоуверенно. Смело судят обо всем на свете. И добрые люди в радиусе одного лье внемлют и поддакивают им.

Этьен ведет себя скромнее, естественнее всех их. Но какая ему нужда напрягаться? Он извлекает пользу из своего выигрышного положения.

Все пятеро сидят в большой гостиной после плотного обеда. Верная Жюльетта, которая служила в доме еще при покойной мадемуазель, только что подала кофе и ликеры. Она лезет из кожи вон, эта Жюльетта. Предупреждает малейшие желания своих новых хозяев. Как же она боялась, что ее прогонят!.. Убиенная старая дама в полный рост на портрете в золотой рамке, который висит над камином, похоже, председательствует на этом семейном сборище.

«Я вспоминаю день, когда комиссар спросил меня в упор…» — двусмысленно начинает Марселина.

Они слышали ее рассказ раз двадцать и знают, что, когда она закончит, наступит очередь Людовика. «А я почувствовал себя не в своей тарелке, когда узнал двух инспекторов в поезде…»

Супруги Дорель проявляли явное нетерпение. Что касается Этьена, то его лицо выражало иронию и некое снисхождение. «Болтайте себе, болтайте».

Телефонный звонок заставил их подскочить. Снимает трубку Этьен. Это своего рода привилегия, которую никто и не думает у него оспаривать.

— Алло!.. Ах! Это вы, господин следователь!

Все присутствующие так и застыли на месте.

Четыре восковых манекена сидели, наклонившись вперед.

— Как?.. Да неужели?.. И он признался?.. Ах! Как же я счастлив! Да, мы как раз собрались тут все вместе. Спасибо, что вы нас немедленно известили. О! Давайте не будем больше об этом, господин следователь. Разве вы не выполняли свой долг?..