Андрей Константинов - Полукровка. Эхо проклятия

— Они ее так и не нашли? — с надеждой в голосе спросил Сергей.

— Оболенскому уже самому надо было срочно ехать в аэропорт, дабы успеть на посадку. Поэтому заботы, связанные с поисками гражданки Головиной, он перепоручил Анвару, который, вместе с еще одним зайцем из этой шайки, возвращается сегодня вечером. Но в свете полученного мною буквально десять минут назад звонка теперь я могу с уверенностью утверждать, что Анвар ее не нашел. И это… какое там у нас по счету?.. Ах да, везение «номер шесть».

— А что за звонок?

— Откликнулись наши бравые кипрские друзья… Славные ребята, уверен, наши в схожей ситуации даже не почесались бы. Ибо «чужие палки не слагаются, так как в сумме дают чужую же сумму».

— И что же киприоты? — нетерпеливо напомнил Габузов.

— Они просматривали сводки-почасовки и случайно наткнулись на русскую фамилию из того списка, который мы им пересылали. Короче, в настоящее время твоя Самсут Матосовна содержится в камере полицейского участка в аэропорту Ларнака.

— Как в камере? — ужаснулся Сергей. — Ах да, торговец рыбой? Все-таки накатал заявление?

— Нет. В камере она чалится всего лишь по обвинению в неуплате проживания в отеле «Афродита».

— Слава богу! — облегченно выдохнул Габузов.

— Это точно. Оказывается, гражданку Головину в буквальном смысле сняли с того самого рейса, которым час назад возвратился на родину гражданин Оболенский. Представляешь, в какой теплой и дружеской атмосфере могла пройти их случайная встреча в аэропорту?.. Нет, ну каков сюжетец, а? Если бы в кино показали, ни за что бы не поверил, что нечто подобное на самом деле возможно.

— Да уж. Слушай, а они случайно не сказали: какую именно сумму Головина осталась должна отелю?

— Четыреста пятьдесят баксов.

— Ни хрена себе!

— А ты как хотел? Четыре звезды… Э-э, амиго, ты куда это засобирался?

— За деньгами.

— Ты это что, серьезно?

— Абсолютно, — невозмутимым тоном ответил Габузов, вставая. — В связи с этим у меня к тебе огромная просьба: пусть твои свяжутся с киприотами и выяснят, каким образом можно будет оперативно перевести деньги.

— Ну, узнать-то, конечно, не проблема, — поскучнел Толян. — Серый, а может, не стоит, а? И для тебя это деньги немалые, и вообще… Пусть посидит себе недельку-другую, пока мы тут всё разрулим. Тем паче что в камере ее никакие киллеры точно не достанут.

— Ты что, офонарел?! «Недельку-другую». Это в тюрьме-то?

— Подумаешь, — фыркнул опер. — Это ж не «Кресты» какие-нибудь, не турецкие зинданы. Там Европа! В их тюрьме я и сам бы с удовольствием посидел. Отожрался бы, отоспался…

— Вот пусть тебе твои знакомые киприоты по знакомству и организовывают. А Самсут Матосовна в тюрьме сидеть не будет!

— Фу-ты ну-ты. После этой фразы, амиго, ты еще обязательно должен рубануть рукой воздух и рявкнуть: «Я сказал!»

— Очень смешно!.. Всё, Толян, я помчался. Как только достану деньги, сразу тебе отзвонюсь. И обязательно выясни номер счета отеля!

— Будет сделано, господин адвокат! — гаркнул Толян уже в спину убегающему приятелю и молодецки щелкнул каблуками. Настроение у него, невзирая на загубленные линзы, сейчас было самым распрекрасным…

Епископия, Кипр, 15 июня, день

Обед или, вернее, ужин оказался просто замечательным, и Самсут, толком не евшая больше суток, с наслаждением уписывала и мясо, и овощи, и уж совсем какие-то непонятные и незнакомые ей блюда. Майрик смотрела на гостью, как на дочь, и незаметно подкладывала ей на тарелку новые порции.

Наконец, она решила, что пришло время и для того разговора, ради которого она попросила дочь привезти «преступницу» к ним домой.

— Овсанна немного рассказала мне о вас и вашей беде, — мягко начала она. — Правда, беда уже миновала, зато история ваша меня заинтересовала, ведь фамилия Тер-Петросян весьма известная. Я имею в виду не только знаменитого Камо, о котором нам всем рассказывали в школе. Но я бы хотела теперь перейти ко мне в комнату и поговорить с вами там.

Самсут, немного осоловевшая от еды, неожиданного радушия и, главное, от какой-то загадочной, но как будто совсем реальной связи происходящего с ее снами, поблагодарила и послушно пошла за Майрик. Вскоре они вошли в большую комнату — и Самсут буквально остолбенела: ей показалось, что она попала на два века назад, в детство кого-то из своих предков.

Наверное, это было типичное жилище небогатого купца или богатого ремесленника. Стены комнаты были уставлены странными, никогда не виданными ею креслами, накрытыми белоснежными покрывалами. Такие же чистые занавеси из простой ткани закрывали окна. Слева у стены стояло бюро с большими, старинными, но вполне исправными часами. Они опирались на две маленькие остроконечные подпорки и напоминали собой немигающий глаз великана. По обе стороны от них под стеклянными колпаками лежали яркие бумажные цветы, а перед ними возвышалась бутыль с водой и два стакана на ажурных блюдечках. Посередине комнаты стоял стол тоже под белоснежной скатертью с вышивкой, а на нем несколько старых фотографий в темных рамках, с которых смотрели печальные люди в непривычных одеждах. На стене же висело единственное украшение — большая, тоже старинная фотография двуглавой горы, белеющей на фоне яркого неба своими шапками. В простенке таинственно мерцало зеркало, в котором Самсут на мгновение увидела себя и Майрик, похожих, как две сестры.