Александр Ольбик - Дублет из коллекции Бонвивана

- Алик, вставай! - пытался привести его в чувство Ройтс, хотя отчетливо понимал, что Альфонс уже не ходок. Казалось, вялое тело ему не повиновалось. Но вдруг, на какое-то мгновение, глаза Пуглова открылись и рука цепко взяла Ройтса за ворот куртки, притянула к себе.

- Скажи, Игорь, что ты сделал с Танькой? - прохрипел Пуглов.

Такой поворот был совершенно неожиданным для Ройтса и он в растерянности не мог найти подходящих слов.

- Ничего не было... Пустяки и я не знаю, что она тебе наплела, - но слова Ройтса были неубедительны и они оба это прекрасно понимали.

- Говори...Ну, Таракаша, что же ты заткнулся? - голос Пуглова набирал уже агонизирующую силу.

- Клянусь, ничего особенного не было... обычный по пьяни минет - едва вымолвил он и сам не поверил своему голосу. Пуглов, кажется, намертво прицепил его к себе. Ройтс стал задыхаться - ворот куртки сдавливал горло.

- Ты предал меня... Уходи, дешевка, - и пальцы Пуглова разжались, тело его вздрогнуло, а голова дотоле лежащая прямо, вдруг отвалилась набок. Изо рта выкатилась капелька крови.

Ройтс приподнял Альфонсу голову и увидел, как булькающе начала вырываться у него изо рта кровь. Глаза уже не светились, они закатились под лоб и тихо там умирали.

Таракан опустил голову Пуглова на песок и поднялся на ноги. Кругом стояла оглушительная тишина, ему даже показалось, что все в мире соревновалось за абсолютный покой. Он подхватил лежащую рядом с Пугловым сумку с деньгами и, не оборачиваясь, побежал к катеру. Напрягаясь изо всех сил, он покатил его к воде.

Пахло порохом, морской травой и еще чем-то неуловимым, отчего ему становилось жутко. "Неужели запах человеческой крови так далеко разлетается?" - подумал Ройтс.

Он вошел в воду и еще долго продвигался по ней, пока катер сам не сполз с тележки и не закачался на легкой волне.

Из-за нервотрепки он не сразу завел двигатели. Куда-то запропастился в темноте стартовый шнурок. Наконец, он разобрался что к чему и два спаренных двигателя несколько раз мощно чихнули, винты пустили круговерть, и катер ожил недюжинной энергией. Ройтс взял в руки штурвал и стал ориентироваться по далеким огням. Справа ярко мерцали маяки: ближайший в устье реки, другой - на припортовом Северном молу. И там же пунктиром тянулись огоньки дальнего рейда.

Ройтс осмотрелся и повернул нос катера в противоположную от маяков сторону. Ему вдруг отчетливо послышались слова Пуглова: "Не туда рулишь, черт тебя подери!" Он знал, что эти слова всего лишь игра воспаленного воображения и тем не менее, он вслух ответил: "Пойдем на Дымчатый мыс...Видишь огоньки на краю синей полосы?"

Нащупав в кармане "севредол", он выщелкнул из фольги три таблетки и положил их в рот. Разжевал. Они были сухие и пресные, как мел.

Моторы пружинисто набирали обороты, форштевень легко разбивал пологие волны. Прибавляя скорость, катер с ветерком уходил на Запад. Берег темной полосой постепенно удалялся. И все внимание Таракана было обращено туда, где различалась черная стена сосен и так же едва просматриваемая песчаная полоска земли.

Ройтс находился в наркотическом полузабытье. Из-за шума моторов и ветра в ушах он не слышал бешеных ударов своего сердца и тем более не слышал лая милицейских собак, приведших опергруппу на берег залива. И когда он услышал выстрелы, ничего в нем не изменилось. Он видел, как веер трассирующих пуль прошел в метрах ста пятидесяти левее катера и подумал - это ночные ласточки устремились на юг. А может, это вовсе и не ласточки, подумал Ройтс, может, это рой пчел, которые в его детстве гнездились на солнечном берегу - крутом и ослепительно белом.

Ему стало легко и отрадно, он помахал берегу рукой, затем наклонился к правому борту и попытался зачерпнуть горсть воды. На мгновение он выпустил из руку штурвал и суденышко, потеряв управление, начало опасно рыскать среди волн. Это было роковое мгновение: он не расслышал и не усмотрел небольшую рыболовецкую посудину, на которой пятеро рыбаков, упившись в стельку, спали мертвецким сном. А от юного моториста, стоявшего на штурвале, толку было мало - он зачарованно уставился в ночное, полное звезд, небо и, кажется, тоже спал с открытыми глазами.

Какая-то неведомая сила влекла эти два небольших суденышка к их мистическому концу.

В последний момент Ройтс все же разглядел что-то темно-бесформенное, неумолимо приближающееся, но уже был бессилен что-либо изменить. Его руки обмякли и двумя тряпочными жгутами соскользнули со штурвала...