Александр Ольбик - Стихи, написанные в разные годы

И что в том прошлом воссияло

Лицо твое иль тень крыла,

Иль звон разбитого бокала,

Иль глаз прикрытых полумгла?

* * *

Извините, пожалуйста, извините,

Я сегодня немножечко пьян...

Если угодно, с губ уберите

Сорванного поцелуя бурьян.

Если угодно, пройдите в ванну,

Примите холодный, колючий душ

Пусть вам ванна напомнит Гавану

И окна манящего Мулен-Руж.

А если угодно - отправьтесь туда,

Где кричат воробьи и галчата,

Где в овраге волчица с ума

По застрелянным сходит волчатам...

* * *

Где наши годы - весенние дни,

Где птиц перелетных тугие узоры?

Как быстро, как быстро промчались они,

Растаяв за мглистою дымкою моря.

Мы знали и близкие сполохи ссор,

Мы ясно себе в том отчет отдавали,

Но лебеди тоже над пиками гор

В полете смертельно от гор уставали.

Мы ведали светлых минут благодать,

Когда понимали друг друга с полслова,

Но кто-то из нас начинал вдруг стрелять

В яблочко сердца стреляли родного.

И горьких словес тугая картечь

Наповал, наповал иногда убивала,

Но годы прошли и горькая речь,

Горькая речь для нас сладкою стала.

* * *

Курчавятся и стынут облака,

Над знойною пустыней проплывая,

Оазисов зеленые бока

Надежду и печаль им посылают.

И бьется в небе острое крыло,

Над бездной апельсинного заката,

По горизонту каплею стекло

Прогорклое безумие Багдада.

* * *

Уходят дни, уходят дни,

Осенней мглой обведены.

А что же там - за этой мглой?

Любовь моя и твой разбой.

И сквозь багряную листву

Пробился к стеклам ершик света

Прости, сегодня без ответа

Признание твое приму.

И жухлый лист пусть подтвердит,

Каштан в октябрьском свеченье

Мы шли по разным измереньям,

Что в общем нам не повредит.

Но стало глухо на земле,

Небес прозрачная постылость

Ты обозначилась извне,

Росой осеннею явилась...

* * *

Не воскресить того, что пожелтело,

Не сжечь того, что сожжено,

Так лето в осень улетело,

Как сон, растаявший давно.

И мы с тобой сидим и слышим,

Как осень просится в окно,

Как ветер юркнул белой мышью,

Как сон, растаявший давно.

В твоих словах подули зимы

Спастись от них не суждено,

Твои забытые ужимки,

Как сон, растаявший давно.

Качаясь в призрачном порядке,

На гребень подняты волной,

Идут эскадры листопада,

Как сон, растаявший давно.

И не вернуть того мгновенья,

Что ветром вдаль унесено,

Как мимолетное виденье,

Как сон, растаявший давно...

* * *

Здравствуйте, вечер и звезды,

взгрустнувшая под окном сосна,

здравствуй, бельчонок, что на березе,

притих в ожидании сна.

Приветствую вас, бело-синие нити,

скрученные тонкой рукой зари,

может, ночью вам будут сниться

площадей городских фонари.

Море, море - венец моей боли,

разве волны не боги твои?

Тень и свет василькового поля

в цвет волос твоих сталью вошли...

* * *

В плавнях гибельных теснота

Негде пулям обгоны делать,

Кто-то в воду ушел навсегда,

Кто-то с флагом поднялся белым.

Шевельнулась осока и вот

Эскадрильи пошли стрекозиные,

Пули, сделав смертельный облет,

В клетки сердца вбиваются клиньями.

Не уйти, не оставить друзей,

Кто-то рядом проститься хочет...

С того берега злей и злей

Пулеметы вовсю стрекочут.

Хочешь выжить - иди вперед,

И мгновенья не думай о смерти:

Каждой смерти придет черед,

Каждой жизни свой миг отмерен.

Стало брезжить рассветом синим,

Скоро солнце над плавнями встанет,

Воды тихо текут над жизнями,

Меж осоки текут израненной...

* * *

Везувий дышит. Спит Килиманджаро,

Два времени меж ними пролегло,

В стекло венецианского канала

Ножом вонзилось хрупкое весло.

По памяти веков, по звуку восхожденья,

По истомленью ран и холоду штыков

Я узнаю, Земля, твое предназначенье:

Чистейших соков, тихих родников...

* * *

Клеши подметали тротуары...

Но когда то было? Отстаем.

Блок с ружьем засел за мемуары,

Сочиняет что-то о былом.

Заметелило пружинисто и хладно,

Власть сменилась - кубок наливай!

Робеспьеры до наганов падки,

С водкой жрут румяный растегай.

Ты к стене, стене его, паскуду,

Питер весь сосульками пророс,

Нэпмана к стене ведут - Иуду,

В лоб ему прицелился Христос.

Боже мой, каких начал - начало!

Жалом кобры встрепенулась тень,

Изначальное резню обозначало,

С кроваво-красной шапкой набекрень.