Анна Малышева - Лучше бы я осталась старой девой

– Как?

– Я думаю, что никакой подруги у нее нет. И никакого магазина нет. Если все это действительно существует – тогда будем думать дальше. Мне не хочется, чтобы это была она. Главное – не знаю, зачем она это сделала.

– Гамат говорит, что она была очень расстроена смертью Сафара.

– Ее надо было давно выдать замуж! – Мухамед был вне себя. – Этого не хватало! Она что-то говорила о Сафаре?

– Кое-что, но слова тут не важны. Он просто понял, что она расстроена сильно.

– Гамат такой умница! – издевательски бросил он. – Ладно. Пока рано об этом думать. Завтра я все выясню. А милиция тебе ничего не сказала? Сегодня тебя не беспокоили?

– Не говори о милиции… – заныл Ахмат. – Мне придется заплатить, чтобы торговать.

Мухамед положил трубку. Прошел в гостиную, кивнул Абдулле. Тот тревожно и вопросительно взглянул. Гибель Али его напугала. Исса, лежа на матрасе, играл с ребенком – мальчик сел ему на живот и подпрыгивал, крича: «Н-но! Исса, н-но!»

– Хватит дурачиться! – прикрикнул на него Мухамед. Исса испуганно отпустил ручки ребенка, приподнялся, спросил:

– А что случилось?

– Ничего! Самир, иди к маме!

Сашка боялся хозяина квартиры – он послушно слез с Иссы и неохотно пошел к двери. На пороге обернулся, печально взглянул на приятеля.

– Не могу его видеть, – Мухамед упал в кресло, достал сигарету, Исса быстро чиркнул зажигалкой, чтобы загладить свою вину. Какую – он и сам не знал, но чувствовал, что провинился. – Вообще они все мне надоели. Скорее бы кончилось.

– Это стало опасным… – подтвердил Абдулла. – Я не доверяю Лене.

– Почему ей?

– Я хотел бы от нее избавиться.

– А мне она зачем нужна? – Мухамед выругался. – Все, ложимся спать!

Но долго спать не пришлось – в третьем часу ночи зазвонил телефон. Мухамед полежал, спросонья не понимая, что это за звук, потом вскочил, накинул купальный халат, перешагнул через Иссу, храпевшего на полу. На кухне сорвал трубку, шепотом спросил: «Да?»

– Его взяли, – сообщил незнакомый голос. Только через мгновенье он понял, кто говорит и о ком. Голос казался незнакомым, потому что говоривший волновался.

– Когда? Где? – после паузы спросил Мухамед.

– Сегодня вечером, в нашем ресторане.

– Он в милиции?

– Да. Это случилось слишком рано. Он не прятался, пошел с ними.

– Как думаешь – молчит?

– Я за него могу ответить.

Мухамед помолчал, потом сквозь зубы выругался:

– На кого теперь вешать остальных? Я рассчитывал на него.

– Придется найти еще кого-нибудь. Сколько у тебя осталось?

– Здесь – трое.

– Почему трое?

– Я считаю сестру.

– Не стоит этого делать.

– Я думаю, стоит. – Мухамед вдруг облился холодным потом. – Я не ожидал, что его так быстро возьмут. Найди мне кого-нибудь. Я не могу это брать на себя. Я слишком на виду.

– Хорошо. Когда тебе нужно?

– Чем быстрее, тем лучше. Мне это надоело.

– Хорошо. Я найду человека. Боюсь, что придется выписывать оттуда.

– Нет, это очень долго. В Москве никого нет?

– Мы бы поручили Али, но он, сам знаешь…

– Знаю. – Мухамед заговорил тише, ему показалось, что в коридоре скрипнула дверь. – Поторопись! Ее сегодня опять таскали на допрос. Я в ней не уверен.

– Ладно. Я позвоню, когда что-то найду. Кажется, у меня есть на примете парень. Если он подойдет, тогда завтра. Но будь осторожен.

– Кому ты говоришь… – Мухамед повесил трубку и выкурил сигарету, стоя у распахнутого окна. Ночь была черная, но звезд не видно, небо затянули тучи. Воздух заметно посвежел. Он дышал жадно, глубоко, чтобы успокоиться. Услышал в коридоре шлепанье босых ног, обернулся. Исса шел в туалет, покачиваясь со сна, ничего не разбирая. Как ему надоели все эти люди в квартире! Уже две недели из-за них он не был с женщиной. Наверное, оттого копилась глухая злоба, то напряжение, которое переполняло его. На память пришла точеная фигурка Лены, ее лицо, длинные волосы, отливающие медью. Он прогнал видение, стал думать о Фатихе и Сафаре. Вспоминал все, но не находил ничего подозрительного. «И все же надо было догадаться… – сказал он себе. – Фатихе нужен мужчина. Кто знает, что ей в голову пришло. Если она ни при чем, ее надо будет выдать замуж. Хватит капризов». Как и многие мужчины секты, он воспринимал чужие семейные дела как собственные. Он не чувствовал к девушке ни злобы, ни ненависти. Он даже жалел ее, но предпочел бы обойтись без подозрений по ее адресу. Когда он начинал подозревать, чувства исчезали, оставался расчет. Без расчета он не продержался бы столько лет в Москве, не смог бы столько сделать для своей семьи и для других семей.