Элли Гриффитс - Переправа

Рут кладет ксерокопии на стол рядом с дарственной надписью. Почерк один и тот же.

Кажется, она несколько часов стоит на месте, не в силах двинуться. Едва дыша. Словно ледяной паралич сковал ее тело. Думай, Рут, думай. Дыши. Мог Эрик в самом деле написать эти письма? Неужели он не только лицемер и серийный соблазнитель, но и убийца?

Хуже всего, что она почти верит в это. Эрик знает археологию. Знает скандинавские легенды, ритуалы каменного века и силу ландшафта. Ей слышится его голос, любимый напевный голос, рассказывающий у костра истории о водяных духах, оборотнях и созданиях тьмы. Ее вновь охватывает холод при воспоминании о его словах в то утро: «Эта несчастная девочка мертва. Она погребена, она в покое». Почти точное повторение одного из писем.

Неужели это правда? Эрик жил в Англии, когда исчезла Люси. Это случилось вскоре после раскопок хенджа. Он мог отправить первые письма. Он вернулся в Норвегию лишь восемь лет спустя. Но как быть с письмами, касающимися Скарлетт Хендерсон? Эрик вновь прилетел в Англию только в январе. Нельсон показал ей письмо, датированное прошлым ноябрем. «Он не забыл», — сказал Нельсон. Мог Эрик отправить это письмо — или кому-то поручить?

«Это безумие», — говорит себе Рут, скованно наклоняясь, чтобы погладить Флинта, с урчанием трущегося о ее лодыжки. Эрик не мог написать эти злые, колкие, извращенные письма. Он гуманитарий, первым поддерживает бастующих шахтеров или пострадавших от стихийных бедствий. Он добрый и заботливый: утешал Рут, когда Питер женился, горевал вместе с Шоной, когда умер ее отец. Но кроме того, думает Рут, он одобрительно говорит о человеческих жертвоприношениях («Разве не то же самое происходит в христианском Святом причастии?»), он советовал Рут забыть Питера с другим любовником («Это самый простой способ») и, как выяснилось, спал с Шоной и понуждал ее сделать аборт, хотя и оплакивал с нею ее отца. Эрик аморален, обычных человеческих правил он не придерживается — это одна из самых его привлекательных черт. Но не дает ли это ему право на невообразимое зло?

Если Эрик написал письма, не он ли убил двух девочек? Механически кормя Флинта, Рут осознает, что пересыпала корм через край чашки. Флинт трется о ее ноги, идет к еде. Рут вспоминает разговор с Эриком об останках из железного века. «Как они могли так поступить? — спросила она. — Убить ребенка ради какого-то религиозного ритуала?» — «Взгляни на это иначе, — спокойно ответил Эрик. — Не такой уж плохой способ умереть. Избавляет ребенка от разочарований взрослой жизни». Он улыбался, говоря это, но Рут помнит, как ее охватил холод. Мог Эрик убить этих девочек, чтобы избавить их от разочарований взрослой жизни?

Выносить это больше нет сил. Схватив пальто и сумку, Рут выбегает под дождь. Ей необходимо поговорить с Шоной.

Шоны еще нет дома, когда приезжает Рут. Она садится на порог, забыв об усталости, что у нее есть ключи. Сидит и смотрит, как люди входят в магазин «Теско экспресс» и выходят оттуда, задается вопросом, каково это — не думать, что есть на ужин, сосиски или котлеты, и достаточно ли у тебя картофеля для чипсов. Ее жизнь стала бы мрачной, зловещей, как фильм, который она не будет смотреть поздней ночью. В какой момент это произошло? Когда они раскопали торф и обнаружили тело Скарлетт? Когда она увидела Нельсона в университетском коридоре? Когда узнала, что ее наставник — Эрик Андерсен?

Шона наконец появляется с хозяйственной сумкой и взятым напрокат проигрывателем для компакт-дисков; вид у нее, длинноногой, в серебристой куртке, такой безупречный, такой невинный, что Рут готова признать свою ошибку. Шона не может быть в этом замешана. Но тут Шона видит Рут, и на лице у нее появляется странное, испуганное выражение — она похожа на загнанную в угол лисицу. Но вот она уже обаятельно улыбается, показывая сумку и проигрыватель, и спрашивает:

— Устроим девичник?

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Хорошо, — растерянно бормочет она, открывая дверь, — проходи.

Рут даже не дает Шоне снять пальто.

— Эти письма писал Эрик?

— Какие письма? — пугается Шона.

Рут оглядывает комнату с полированным полом, с модными коврами, с фотографиями в красивых рамках — почти на всех запечатлена ее подруга — и только теперь обращает внимание на лоскутное покрывало на диване, на стопу новых романов на столе, на книжные полки с потрепанными томами классиков от Т. С. Элиота до Шекспира. Потом снова смотрит на Шону.