Игорь Скорин - Ребята из УГРО

После возвращения из тайги Дорохов приутих. Слушая фронтовые сводки, перестал ругать начальство, не пускавшее его воевать. Перестал строчить рапорты. Теперь он знал, что и здесь каждый момент может начаться война и на этот случай ему уготовано серьезное дело.

Прошел месяц, второй. Фашисты захватили Белоруссию, Смоленск, рвались к Ленинграду, а на востоке было тихо. Правда, поговаривали, что и над тайгой пролетал самурайский самолет-разведчик. Шли слухи, что японцы забыли халхин-голский урок и снова стягивают войска к нашим границам. А Саша в своем поредевшем после призыва милицейском отделе продолжал заниматься обычными делами. Теперь он сам частенько по ночам ходил в патруль. Если видел, что сотрудники устали, брал Байкала, и вдвоем они обходили весь город.

В начале октября Сашу опять вызвали в горком. В приемной Саша увидел заместителя военкома и начальника склада взрывчатки рудоуправления. Вид у первого секретаря был усталый, осунувшееся лицо серым и угрюмым.

— Поедете в Иркутск. Получите груз. Старший — заместитель военкома. Дорохов отвечает за охрану. Начальник милиции советовал взять с собой собаку. Проводника брать не стоит. Нечего посвящать в это дело лишних людей.

Так Саша снова почти через два года оказался в Иркутске.

Оставив Байкала на попечение спутников, отправился в управление. Первым, кого он встретил, был заместитель начальника уголовного розыска Иван Иванович Попов. Он узнал Сашу, обрадовался, затащил к себе в кабинет и засыпал вопросами. Спрашивал, как поживает Торский, как дела на границе. Потом спохватился и позвонил по телефону:

— Зайди ко мне. Я тут одного твоего крестника поймал. Допрашиваю его, а он не сознается.

Пришел Фомин, и Саша, обнимая своего учителя, про себя отметил, что Михаил Николаевич похудел, возле запавших глаз появились новые морщины. Он тоже обрадовался встрече, осматривал Сашу со всех сторон, радостно улыбался:

— Смотри-ка, совсем настоящий мужик стал.

— Я вас обоих часто вспоминаю. Особенно когда трудно. Вы-то как тут живете?

— Живем… Уехал от нас Чертов. Картинского, да и многих ребят, призвали в армию. Из вашего пополнения только двое остались — Боровик и Нефедов. Оба у меня работают в группе. На них не жалуюсь. — Фомин взглянул на часы. — Скоро оба заявятся. Увидишь.

— Побегу! — Дорохов заторопился. — А то меня хватятся, а я на час всего-то и вырвался. Приду в другой раз, с ребятами повидаюсь, да и с вами мне еще побыть хочется.

— Ты зачем приехал-то? — поинтересовался Фомин.

— Не по своим делам я, дядя Миша.

— Приходи ночевать. Жена будет тебе рада.

— Наверное, не смогу. Не один я здесь, и как еще сложатся дела — не знаю. В крайнем случае позвоню. Мы на вокзале в гостинице остановились.

На следующий день после приезда Дорохов под вечер заглянул на вокзал. Походил по пустынным залам ожидания и на перроне столкнулся с Анатолием Боровиком. Высокая, всегда подтянутая фигура Боровика, как-то сжавшись, приткнулась к киоску, и Саша не сразу узнал его, а узнав, подумал, что он кого-то выслеживает. Подошел, поздоровался. Но Анатолий даже ответил как-то явно без интереса.

— Что, Толя, помочь?

— Нет, друг, ничем ты не поможешь. Разве вот только посочувствуешь. — Он разжал ладонь левой руки, где лежали карманные часы. — Подожди, сам увидишь…

Ничего не поняв, Дорохов стал глядеть в ту сторону перрона, куда с тревогой всматривался Анатолий. Мигнул красный глаз входного семафора и погас. Затем загорелся зеленый и издали послышался шум подходящего поезда. Длинный железнодорожный состав из одних теплушек оказался воинским эшелоном. Он не сбавил скорости и, прогромыхав на стрелках, скрылся в западном направлении.

Боровик сунул Александру часы:

— Видишь, двадцать часов десять минут, а в девятнадцать часов пятьдесят четыре минуты прошел точно такой же. Каждые шестнадцать минут эшелон. Я уже второй час здесь стою. Идут наши на фронт, а у меня душа разрывается…

— Что же ты, подсчитываешь переброску воинских сил? — съязвил Дорохов.

Боровик посмотрел ему в лицо. Глаза его были злыми. Саше даже показалось, что Анатолий вот-вот его ударит. Но тот достал папиросы и, затянувшись, устало сказал:

— Дурак ты, Сашка. Зачем мне считать силы? Люди едут воевать, а меня не пускают. Был в обкоме комсомола. Говорил, что по комсомольской путевке пришел в уголовный розыск. Просил путевку на фронт. Не дали и обругали. Сказали, что они тоже, весь обком, хотят на фронт. — И очень тихо добавил: — Сегодня батю моего отправили. Батю… Понимаешь? А я остался тут. Мне и матери в глаза смотреть стыдно. Провожать приходил и вот задержался.