Андрей Мягков - Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

— Это хорошо, что не знаешь, некоторые вещи лучше не знать, потому что получают эти работники в месяц три тысячи. Рублей. Тридцать шесть тысяч в год. И теперь, если мы захотим узнать, сколько лет понадобится нашей любительнице словесности для внесения своего имени в список владельцев гордости итальянского машиностроения и воспользуемся для этой цели простейшими арифметическими действиями, как то — делением одной величины на другую, то не без удивления узнаем, что лет ей для этого понадобится немногим менее пяти тысяч. Пять тысяч лет ни пить, ни есть и колесное средство, передвижения аналогичное транспортному средству молодого человека Феди будет в ее распоряжении. Боюсь, не всем это по возможности, пока что и сто восемь лет известного художника-карикатуриста нас приводят в удивительный восторг, поэтому мне хотелось бы как можно ближе познакомиться с этим молодым человеком Федей, по возможности заглянуть в глубь источника его нехилых доходов и попытаться узнать, какой цифрой выражаются налоговые отчисления, которыми он благодарит столь бесконтрольно относящееся к нему отечество. Меринская интуиция мне подсказывает, что отчисления эти плохо соотносятся с существующим налоговым законодательством.

Анатолий Борисович в полной тишине прошелся по комнате, несколькими энергичными движениями попытался восстановить жизнедеятельность затекших членов, закурил.

— Нет, ребятки, сдается мне, что не только Ванюше опасно сегодня встречаться в темном коридоре с руководством нашим, а и нам всем не грех подумать, как этой неизбежности избежать. Ничего, что возникла такая тавтология? Тогда загибайте пальцы: где Страдивари — мы не знаем; как она появилась у композитора — не знаем; почему ушла из жизни Ксения Никитична — не знаем; кто совершил кражу на Тверской; как украденный перстень оказался на безымянном пальце Игоря Каликина; кто и за что убил его самого и его матушку; куда подевалась баснословно дорогая коллекция японских уродцев… кстати, Ванюша, ты случайно не знаешь, сколько эти япошки стоят на хорошем, к примеру — «Сотсби» — аукционе? Ну помолчи, помолчи, у тебя, похоже, разгар критически неразговорчивого цикла. Так вот какова судьба коллекции — не знаем; кто увез Надежду Антоновну после того, как с ней договорились о встрече, и где она пропадала двое суток — не знаем; куда девалось «серебро» из-под твеленевской оттоманки и серебро ли это; кто его умыкнул на следующий день; кто залез на дачу Твеленевых, кто всю ночь пугал ни в чем не повинную нимфетку и что за продолговатый предмет в тряпках он унес; чей крик «Спасите!» слышала Антонина Заботкина; почему при разоре дачи писателя Колчева ничего не украдено и зачем в таком случае убивать старую, не способную, как утверждает наш начальник Всеволод Игоревич Мерин, выполнять свои охранные функции собаку; куда подевалась Валерия Модестовна мы, слава ее уму и оперативной мудрости, знаем, но кто вставил ей кляп в рот, завязал глаза и вывез в неизвестном направлении — ни бум-бум; наконец, кто такой этот пресловутый автолюбитель Федя? Я сознательно не включаю в перечень своих вопросов таких персонажей, как Марат Твеленев и его приемный сын Герард — раз, как сам Антон Игоревич — два, почему музыкальный эксперт Какц может навещать девяностолетнего композитора с целью получения немаловажных сведений, а следователь по особо важным делам это делать стесняется, опасаясь дознанием своим сократить его земное существование? Не включаю и Антона Маратовича — на мой взгляд, ключевую фигуру, которого мы с легкой руки все того же руководства, — Трусс отвесил поклон в сторону Мерина, — завтра отпустим на свободное времяпрепровождение, и я могу себе представить, как он его «препроводит»: он его так препроводит, как нам и в кошмарном сне не привидится. Я не включаю этих персонажей в список наших провалов по этому делу только потому, что ими, Севка, занимался лично ты и тебе видней, как с ними поступать. Ну что, все пальцы загнули? Хватило? Мне нет. Я посчитал — двадцать три! На двадцать три элементарных вопроса Скорого мы все четверо завтра… то есть сегодня через пять уже с небольшим часов будем молчать как рыбы об лед. Лично я уже занял очередь на бирже труда, чего и вам желаю: не затягивайте. Я все сказал.

Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

В течение довольно долгого времени никто не проронил ни слова.

Наконец голос подал Иван Каждый:

— Не, я не понял, в чем дело, в натуре. Если надо — я завтра все комиски обойду, в чем проблема-то?