Андрей Мягков - Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

— Валентина, десять минут меня нет. И, пожалуйста, два чая с колбаской.

И, опустившись в кресло, замолчал.

Прошло время.

Неулыбчивая секретарша принесла покрытый салфеткой поднос, поставила на стол.

— Еще что-нибудь, Юрий Николаевич?

Скоробогатов смотрел в пространство перед собой.

— Юрий Николаевич.

— Да, — очнулся полковник, — что?

— Я говорю, еще что-нибудь?

— Что «еще»?

— Принести.

— Зачем?

— Ну мало ли… Не знаю.

— А-а-а, нет, нет, спасибо, ничего не надо. А это что?

Секретарша недовольно глянула на Мерина, сказала шепотом:

— Это чай.

— А-а-а, спасибо, Валечка, очень кстати.

Мерин воспринял этот загадочный диалог как предзнаменование чего-то важного и не ошибся.

— Вот, Сева, хочу посоветоваться…

Начальник отдела МУРа по особо важным делам Юрий Николаевич Скоробогатов родился в начале февраля первого послевоенного года. Мать вела в московской консерватории класс рояля, а отец — выдающийся скрипач, обласканный властью всевозможными орденами, премиями и званиями, был, как тогда выражались, «выездным», летал по всему миру с сольными концертами, везде, несмотря на откровенное неприятие Западом советских выдвиженцев, был принимаем с шумным, даже скандальным восторгом и неофициально в кругу меломанов считался одним из лучших скрипачей планеты.

С самого раннего детства мальчика Юру, вопреки его желанию и изощренному, доходившему порой до откровенного саботажа сопротивлению, готовили к музыкальной карьере: ему подарили подростковую виолончель и наняли хорошего педагога, благо материальная сторона дела семью не смущала. Мечта была такая: незаметно пройдет время, и на афишах мировых столиц замелькают вожделенные слова:

«Инструментальное трио в составе

СОФЬЯ СКОРОБОГАТОВА (рояль),

НИКОЛАЙ СКОРОБОГАТОВ (скрипка)

Партию виолончели исполняет

ЮРИЙ СКОРОБОГАТОВ»

Обоим родителям так явственно (особенно в регулярных сновидениях) представлялись эти красочные, освещенные солнцем и неоном афиши, что, казалось, достаточно устранить время от времени возникающие между ними мелкие разногласия, сводившиеся в основном к тому, какой цветности и какого размера должны быть фотографии (еще Софья Александровна склонялась к тому, что фото надо бы выбрать из их «молодежного архива», а Николай Георгиевич придерживался мнения, что все должно соответствовать текущему моменту), достаточно устранить эти сущие пустяки, и сама Ее Величество МУЗЫКА обоймет проходящих мимо афиш людей своими чарующими звуками.

Мальчик Юра звезд с неба не хватал, разнообразно-изворотливо сопротивляясь каждому занятию с педагогом, тем не менее освоил, к неописуемой радости родителей, азы музыкальной грамоты и даже выучил наизусть несколько упрямо подсовываемых ему Софьей Александровной струнных сонат для начинающих виртуозов.

И неизвестно, к чему бы все это привело и не появился ли бы на советском исполнительском небосклоне еще один Рострапович, не случись трагедия, безжалостно прекратившая две молодые жизни — Николая и Софьи Скоробогатовых и многократно перекарежившая еще одну, только-только начавшуюся — жизнь Юрия Николаевича Скоробогатова.

— Вот, Сева, хочу посоветоваться и не знаю, с чего начать.

Конечно, можно было бы закинуть ногу на ногу и назидательно посоветовать: «А вы начните с главного». Сева именно так и поступил бы, будь сейчас перед ним кто угодно — хоть сам Трусс, хоть Яшин, хоть даже бабушка Людмила Васильевна.

Можно было благодарно проникнуться серьезностью интонации полковника, скроить подобающее моменту лицо и, молча, с пылкой готовностью разделив любые трудности собеседника, покорно ждать продолжения. Он так и поступил бы, будь теперь перед ним кто угодно: бабушка ли, Яшин ли, Ярослав или даже сам Анатолий Борисович Трусс, уважение к которому у Мерина граничило чуть ли ни с преклонением.

Но Скоробогатов!!!

И Всеволод, сам того не ожидая, выпалил:

— Спасибо, Юрий Николаевич.

— За что? — не сразу понял полковник. И только не на шутку испугавшись цвета спелой клюквы лица подчиненного, махнул рукой: — Да брось ты, какое там «спасибо». Тебе спасибо, вот что. — И еще, помолчав немного, решительно выдохнул: — Понимаешь, мне позвонил пострадавший, этот, как его…

— Я понял, Юрий Николаевич. Твеленев Антон Маратович, который список пропавшего составлял, внук композитора, сын Марата Антоновича…

— Да не внук. И не сын. В том-то и дело. А сам. Сам Антон! Ему ведь недавно, если не ошибаюсь, девяносто отметили. Казалось бы — чего волноваться: живи спокойно, какие там ограбления. А он мой мобильный телефон узнал, что, как ты понимаешь, непросто, но — Герой Труда, «За заслуги перед Отечеством», народный-перенародный и т. д. и т. п. — узнал. И прелюбопытная вещь: ни слова про понесенные убытки. Мудрый старик. «Бог с ними, — говорит, — с собой не возьмешь, дети-внуки правнуки и без этого добра проживут, им хватит, за жизнь я им наработал. А вот просьбу мою прошу уважить». — «Какую?» — «Пришлите-ка мне, — говорит, — музыкального эксперта-криминалиста хорошего, это по вашей части».