Абрам Вулис - Хрустальный ключ

Человечеству хуже не будет, — полагал я, — если Налимов освоит в совершенстве эту науку. И двигались мы вперед черепашьими шагами, и месяцы уходили один за другим, не принося никаких открытий, а, стало быть, и никаких неприятностей. Пока нет клада, нет и опасений, что Назым накуролесит. И вдруг на четвертой странице нашей городской газеты — сенсация. Профессор Акзамов нашел в далеком кишлаке трактат Маджида аль-Акбари, доселе неизвестный науке. Изучение рукописи поручено молодому ученому Николаю Налимову. Я прямо-таки ахнул. К счастью, я ни разу не упомянул при Налимове отцовские слова: «Если и есть где-нибудь правдивое слово о сокровище табибов — так только у замечательного поэта и географа Маджида. Увы! Сочинений Маджида вот уж двести лет никто не видел». Надо же случиться такому! Никто не видел, а этот только пожелал — сразу же и увидел… Вы еще не устали слушать?.. Правда, Налимов превозносил Маджида и его рукопись на заседаниях и совещаниях, но с расшифровкой текста ничего поделать не мог. Я однажды перелистал трактат. Там любопытные вещи… Чрезвычайно любопытные вещи… Но я их не сделал достоянием гласности тогда, да и сейчас разглашать не буду… Я-то не буду! Но это сделали до меня…

— Акзамов?

— Нет, не Акзамов… Не хотелось бы заниматься сплетнями. Но, кажется, придется все-таки… Девушка… Лаборантка…

— Замира? Юлдашева?

— Вот именно. Замира Юлдашева. Превосходный знаток языков!

— И, кажется, совсем никудышный знаток людей…

— От вас и это не укрылось? Да, в людях она ничего, по-моему, не понимает. Если бы понимала, разве отдала бы ему душу? Разве работала бы на него?

— Ну, это еще ничего не доказывает. Вы ведь тоже на Налимова порядком работали. Однако же нельзя сказать, что отдали ему душу.

— Да нет, почему же… В каком-то смысле, может, и отдал. Душу — не душу, кусок жизни, во всяком случае, — усмехается Арифов. — С женой целыми месяцами не разговариваю из-за Налимова… Замира прочитала за несколько недель трактат Маджида и пересказала Назыму самое главное. Естественно, Назым сразу ухватил всяческие намеки на пещеру, на сокровища табибов. Соответствующие куски текста он впоследствии штудировал вместе с Замирой многие десятки часов, вдумываясь в каждую буковку. До полного осознания текста ему, в конце, концов, осталось совершить один-единственный шаг. Даже не шаг, шажок: вспомнить мельком оброненное в медицинском манускрипте географическое название…

— Сусинген?

— Сусинген. Но на этот шаг у него не хватило сил. И тогда он явился ко мне. Так, мол, и так. Я схватился за голову. Только в этот момент понял, что следовало действовать раньше. Попросить, например, Акзамова, чтобы он передал трактат Маджида другому. Никогда и никто не был еще так близок к разгадке тайны табибов. Я? Ну, нет! Мне, чтобы с ним сравняться, надо было всерьез поработать над рукописью, а я ее не имел под рукой… Помогу я Налимову на этот раз или нет?

— Почему вы так настойчиво прятали от Налимова след?

— До сих пор не понимаете, что психология Назыма в определенные годы стала для меня реальнее всех реальностей. Не его персональная психология, а психология целой категории подобных людей, эгоистов и циников.

— Вы оставляете без внимания конкретную суть вопроса.

— Да, философские выкрутасы — не для нашего разговора… Что ж, в повадках Налимова в тот вечер была пугающая целеустремленность. Точно он вполне четко определил, как поступит с находкой, вообще, как будет жить последующие пятьдесят-шестьдесят лет.

— На ваш взгляд, ему кто-то суфлировал?

— Было похоже на то, что диктовали ему, руководили им. Прежде он все-таки был самодеятельным шалопаем. А в тот вечер передо мной прохаживался маленький профессионал. И поэтому я приказал себе: молчи. Лучше пускай клад табибов останется под землей. Есть ведь такой шанс?!

— Ваше решение было окончательным?

— Бесповоротным. И с этой позиции я не сдвинулся и в дальнейшем. Но сам постарался свести показания трех рукописей воедино. Ибо естественные науки мне не чужды, а из текстов напрашивался вывод, что табибы нашли богатейшие запасы мумиё или какого-то другого органического лекарственного средства поистине волшебной силы. Во мне проснулся ученый…

— Так что же предпринял пробудившийся ученый?

— Установил, что предварительные выводы в достаточной мере справедливы: сокровище табибов, по-видимому, представляет собой целебный концентрат органического происхождения. Судя по информации, которую я почерпнул из снетковского манускрипта, воздействие этого вещества на человека разительно. Ассортимент поддающихся ему болезней необычайно велик. А побеждает он эти болезни — вернее, побеждал в свое время — несомненно.