Сергей Дышев - Убийца первого кла$$а

— Я думаю, он скоро проявит себя в другом качестве.

— Каком?

— Мстителя! — пояснил как само собой разумеющееся Куроедов. — Вот только какое оружие он выберет?

Тут в кабинет буквально вломился Ребров, сорвал кепку-кожанку, стряхнул капли дождя.

— Нашли! — с порога объявил он. — Ребята из МУРа позвонили. Алла Сергеевна Свингер поселилась вместе с падчерицей в гостинице «Текстильная» в номере № 320.

— Алла попалась — во Всемирной паутине… Как муха! — прокомментировал благую весть Баздырев. — Ордер на арест готов?

— А как же? Давно готов, — довольно отозвался Куроедов, потирая ладони.

— Ну, тогда — вперед, на задержание! — воззвал Баздырев. — Пока не смылась, волчица. Петрович внизу, на пар а х.

«Жигуленок» старчески крякнул, приняв в нутро троих увесистых мужиков. Петрович же, оценив их возбуждение, равнодушно бросил:

— Куда такая спешка в столь поздний час и в дождь?

— На задержание, Петрович, — ответил Баздырев.

— Это мы любим. Небось за неутешной вдовой?

— За ней. Гостиница «Текстильная».

— Это на 12-й Криволоманной?

— Точно.

— Знаю такую…

Если вы ущипнули себя, но видение не исчезло, — ущипните видение.

Геннадий Малкин

Нет ничего тоскливее, чем в поздний субботний вечер, в промозглый дождь и слякоть оказаться во дворе больницы скорой медицинской помощи. Именно в эти минуты по ступенькам центрального входа БСМП поднимался высокий мужчина; сырой ветер рвал полы его темного плаща, но он не замечал этого и лишь перед стеклянными дверями поправил капюшон, закрывавший почти половину его лица. Он уверенно толкнул створку, вошел через вертушку в вестибюль, бросил вахтеру:

— Доброй ночи. Я из хирургии.

Вахтер сонно кивнул, поленившись почему-то спросить пропуск.

Человек в плаще между тем стремительно прошел по коридору, оставляя за собой на полу капли дождя, поднялся на второй этаж. Остановился он у палаты, где лежал раненый в ходе бандитского покушения Леонид Яковлевич Лупандер. Бдительная охрана, приставленная к ВИПу, состояла на сей час лишь из одного милиционера. Впрочем, толку от него было мало: сидя на стуле, он СПАЛ НА ПОСТУ, совершая чудовищное нарушение служебной инструкции!

Человек, пришедший с дождя, мельком глянув на спящего, тихо открыл дверь палаты и, войдя, так же бесшумно закрыл ее за собой. Перевязанный бинтами Лупандер, утомленный за день больничной скукотищей и размышлениями о судьбе фирмы, делами которой никто сейчас не занимался, забылся в тревожном сне. В синем свете ночника на тумбочке его напряженное лицо казалось неживым. В окно безжалостно светил уличный фонарь. Пришелец остановился у кровати; в плаще и капюшоне, опущенном на глаза, он был, словно монах ордена иезуитов, пришедший исповедовать еретика перед путевкой на костер.

В зыбком сне Лупандер таки почувствовал, что в палате — чужой. Открыв глаза, он сначала увидел огромную тень на стене. А потом… дикий крик застрял в его горле. Напротив окна возвышался силуэт в плаще, лицо наполовину скрывал капюшон. Пришелец вдруг шагнул к кровати, остро пахнуло сыростью. Ужас парализовал Лупандера. Не в силах что-то вымолвить, он судорожно натянул до глаз одеяло, безнадежно пытаясь защититься.

Призрак погрозил пальцем, молча повернулся, тихо открыл дверь, и бесшумно вышел, будто поплыл, не касаясь пола в коридоре. Упакованный в бронежилет милиционер, надежно и прочно обосновавшийся на стуле в обнимку с автоматом, и ухом не повел: на его устах сияла блаженная улыбка человека, не обделенного здоровым и крепким сном.

Таинственный гость растворился в глубине коридора, так же тихо прошел сквозь стеклянные двери, кивнув на прощанье озадаченному вахтеру.

Лупандер в полубезумном состоянии, поджав к подбородку колени, сидел на кровати и трясся от страха. В свете ночника капли пота на его мертвенном лице отливали синевой…

А дождь, судя по всему, зарядил надолго. Прохожие в бестолковой зонтичной толчее прыгали через лужи, а у кого не было нейлонового щита от стихии, закрывались целлофановыми пакетами супермаркетов, предоставляя таким образом им бесплатную рекламу.

Дворники «жигуленка» исправно разгоняли дождевые струи, а Петрович, поругивая нерасторопных водителей иномарок, неожиданно заметил:

— Вечером в дождь по центру Москвы одно удовольствие ездить.