Надежда Зорина - Превращение в зверя

— Я не знаю, что делать, Андрей Львович! — кричал он в трубку и всхлипывал.

— Почему вы позвонили мне, а не в милицию? — спросил Андрей, тоже потрясенный сообщением.

— Не знаю… не знаю. Я… Позвоните, пожалуйста, сами. Я не знаю, что делать! Я попросил нас не беспокоить, сказал, что Лене стало хуже и она… Никто еще здесь не знает об убийстве… Кроме того, кто убил… Ее застрелили, ночью. Я не слышал выстрела, хотя квартира моя находится рядом, в соседнем отсеке. Я не спал всю ночь — и не слышал выстрела. Звукоизоляция, черт ее побери! Здесь усиленная звукоизоляция. Я не спал — и не слышал. Я распорядился, чтобы никто не беспокоил, и мы теперь вместе, в ее комнате. Андрей Львович… Милый Андрей Львович, я… Сделайте что-нибудь. Приезжайте. Ее убили, понимаете? И… Людмила, Людмила Герасимова… Я не знаю, что с ней — возможно, ее тоже убили. Или захватили в заложницы. Комната триста пятнадцать. Приезжайте! Позвоните сами в милицию и приезжайте.

Путаясь и перебивая свои объяснения восклицаниями, Самсонов рассказал, как проехать. Андрей тут же позвонил Бородину и стал собираться.

Примерно через час Илья заехал за ним, сказал, что группа ОМОНа уже отправлена на место.

Когда Никитин с Бородиным въехали на территорию клиники (это был целый городок, расположенный в лесной зоне и огороженный высоким забором), к ним подбежал боец ОМОНа и бравой скороговоркой доложил майору обстановку. А обстановка состояла в следующем: в ходе операции задержан весь персонал, один из охранников, оказавших сопротивление, убит, кроме того, убит владелец клиники Юдин Дмитрий Семенович, попытавшийся взять в заложницы пациентку из комнаты триста пятна дцать.

— Молодцы, нечего сказать! — Бородин насмешливо посмотрел на омоновца. — Два трупа!

— Что ж, все в нормах допустимого! — обиделся тот.

— А что с Кирюшиной?

— Убита. Выстрелом в голову. С Самсоновым тоже пришлось повозиться, ни за что не желал покидать ее комнату. Пришлось оставить его там.

— Понятно. — Бородин достал сигареты, закурил.

— Мы вам больше не нужны? — с нажимом на «больше», продолжая обижаться, спросил омоновец.

— Да нет. Оставьте четырех бойцов и можете уезжать.

Боец резко развернулся и пошел собирать группу.

— Вот такие дела! — заключил Илья, поворачиваясь к Андрею. — Следственная группа еще не приехала, давай-ка пока сами посмотрим, что там у них и как. Идем?

Никитин ответил не сразу, он в удивлении и даже некотором потрясении обозревал территорию. Больше всего она напоминала обширную детскую площадку: множество горок, качели, лесенки и даже песочницы — все окрашенное яркими красками, все ухоженное. В отдалении виднелся стадион.

— Странно, — проговорил он наконец. — Такое ощущение, что мы в каком-то элитном лагере. Нет, скорее, в огромном детском санатории для дошкольников.

— Да, действительно. — Бородин равнодушно пожал плечами — его почему-то это не заинтересовало. — Так что, идем или ты намерен прокатиться с горки?

— Идем.

Профессор Самсонов категорически отказался разговаривать с кем бы то ни было из представителей закона. Он требовал Никитина и не желал слушать никаких доводов. Объявил, что ничего рассказывать милиции не будет ни под протокол, ни в частной беседе, а вот с Андреем Львовичем пообщается на любых условиях: пусть хоть на камеру тот снимает его чистосердечное признание.

— И чем это ты так расположил его к себе? — проворчал Илья. — Вы же с ним даже ни разу не виделись.

— Не знаю. Может, у него такая своеобразная фобия — ментофобия, — отшутился Никитин. — Впрочем, это объяснимо: свежи воспоминания, как братца его ваши третировали.

— Третировали? А что, они должны были с ним чаи распивать? После того, как он учинил такое?

В конце концов сошлись на том, что Андрей действительно заснимет их беседу на камеру. Самсонов сразу же стал покладистым и даже без сопротивления покинул комнату Кирюшиной, из которой до этого ни за что не желал выходить. Их привели в довольно странное помещение: просторный зал, напоминающий музыкальную комнату в детском саду. Стены были расписаны сказочными героями, по периметру располагались взрослые по размеру, но совершенно детские по виду креслица, на крышке рояля восседал большой белый меховой слон, очень похожий на Сашкиного любимца. Андрею стало неприятно.

— Что это такое? — спросил он Самсонова.

— Наш музыкально-игровой зал, — с печальной какой-то нежностью сказал Владимир Анатольевич. — Часть моей методики. — Он грустно покачал головой. — Не знаю, что теперь станется с ними.