Надежда Зорина - Превращение в зверя

Приведя в порядок ногти, я с особой тщательностью принял душ. Насухо вытерся прекрасным полотенцем, причесался и облачился в костюм. Пистолет я решил оставить в кармане. Человек моего положения должен всегда носить с собой оружие. Потом, после, надо будет завести себе другой, получше. Но от этого я не избавлюсь, сохраню его на память.

Ну вот, вроде готов. Я посмотрел на себя в зеркало в ванной, потом еще раз — в комнате, там оно было просто огромное, чуть не вполстены, остался доволен: солидный человек, в прекрасном костюме, с красивым значительным лицом. Улыбнулся своему отражению и вышел из комнаты.

Итак, по коридору налево, потом лестница, потом еще раз налево. Надо было достать цветы, огромный букет красных роз или, еще лучше, орхидеи. Не подумал, не позаботился вовремя, что ж, придется обходиться без цветов. Ну ничего. Жаль, но ничего, в следующий раз. И не розы, не орхидеи, как я мог забыть? Хризантемы, конечно же хризантемы, лохматые дворняги. Завтра. Обязательно завтра достану.

— Дмитрий Семенович!

Я вздрогнул, остановился, спина одеревенела, точно ожидая выстрела. Рука легла мне на плечо, по-свойски похлопала. Только тогда я смог обернуться и посмотреть — он, мой прошлый кошмар, шантажист, оказавшийся добрым вестником удачи. Я дернул плечом, возмутившись такому неподобающему панибратству.

— Доброе утро, Дмитрий Семенович! К ней?

— Да, к Елене Владимировне, — ответил я сухо.

— Спит, еще спит, — перешел он на почтительный тон. — Я отдал распоряжение, чтобы не будили, не… мешали. Может, чего-нибудь желаете? — интимным, многозначительным шепотом услужливого сообщника в подчинении спросил он. — Чего-нибудь особого?

Ну да, конечно! И об этом я не подумал! Нужно ведь шампанское. Хотя… не знаю, пьют ли на завтрак шампанское? Прилично ли пить на завтрак шампанское? Черт его знает! Спросить? Нет, не стоит. Пьют не пьют, какая мне разница, что делают остальные, мы будем пить. Мы с Леночкой обязательно выпьем шампанского.

— Да, желаю. Пусть принесут завтрак на двоих и шампанское. Просто поставят и уйдут.

— Хорошо. Распоряжусь.

Улыбнулся, повернулся и пошел, а я поспешил к ней. Странно, что он совсем ничего не сказал о той, вчерашней, убитой. Не знает еще? Или знает, но принимает как должное? И тут вдруг у меня ужасно забилось сердце. Не от испуга, от нетерпения: я иду к ней, к ней, наконец-то иду, в самом деле иду — мои страстные сны вот сейчас осуществятся. Я это вдруг осознал, и ужасно забилось сердце.

Сердце билось все время, пока я шел, подгоняя: скорей! Сердце забухало с ужасающей силой, когда я остановился у ее двери. Волнение сердца передалось всему телу, рука, сжавшая ручку, не выдержала, дрогнула — дверь с невероятным грохотом распахнулась. Разбудил, испугал — что я наделал! Ничего, сейчас успокою. Прошел в комнату, жутко топая (я слышал, что топаю, но ничего не мог поделать — тело мне не повиновалось). Какая небогатая у нее комната! Так нельзя, моя жена не должна жить в такой… А, вот и она. Спит, не проснулась. Слава богу!

Я подошел к кровати и вдруг понял: не спит — веки подрагивают, дыхание не такое, как бывает у спящей. Мне на секунду стало жутко: совсем как та, вчерашняя. Открой глаза, ну открой же!

Не открывает, подрагивает веками, словно дразнит, напоминает, притворяется той, другой. Невыносимо! Ужасно!

— Перестань! — не выдержал я. Сердце мое остановилось. — Я знаю, что ты не спишь!

Послушалась, открыла глаза — даже она теперь мне повинуется. Чего же я испугался? Заскользила по моему телу взглядом, снизу вверх, удивленно, не узнавая, дошла до лица… Узнала! Узнала меня моя дорогая! Ну, здравствуй, Леночка! Наконец-то! Вот он, мой самый пленительный сон! Леночка, Леночка… Я засмеялся, восторженно, гордо. И опустился к ней на кровать. Милая, долгожданная! Помнишь… «Елена и Дмитрий?» Конечно помнит, как может она не помнить! Счастье мое! Да нет, это в прошлом, теперь — Митя и Леночка.

Я опять рассмеялся. Я все смеялся, смеялся и никак не мог остановиться: Митя и Леночка, — сбылось, сбылось. Потянулся к ней, чтобы поцеловать, но тут произошло нечто такое… Вероятно, она еще до конца не проснулась, или, может, не осознала, что счастье пришло, или я подавил ее своим неудержимым смехом, только вдруг лицо ее исказилось ужасом, она вскрикнула и выставила вперед руку, словно защищаясь. Глупая, глупая! Дурочка моя любимая! Я перегнулся через ее выставленную вперед руку и потянулся губами к ее лицу. Она отшатнулась, зажмурилась и так замерла в испуге. Я тоже отпрянул, не стал настаивать. Не стоит торопиться, однажды сказала она. Не будем, не будем, родная, у нас впереди целая жизнь, минутку можем и подождать. Для нее слишком неожиданным было мое появление, я ее понимаю. Ведь тогда, в тот день, когда она внезапно пришла ко мне, я тоже в первый момент растерялся и… не знаю, как объяснить это состояние, но что-то сродни испугу почувствовал. Но как идет ей испуг! Боже мой, какая она красивая! Боже мой, как я ее люблю. Мы не станем торопиться — я не стану, я даже не буду торопиться тебя успокаивать, немного полюбуюсь на тебя, прекрасно-испуганную.