Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется

– Но перчатки никак не связывают Стрельникову с убийством, – настаивал Дрозд. – Анна может все отрицать. Да, она там была. Ну и что? Поссорилась с Рыбаковым и убежала, не тронув его пальцем.

– Верно, – неожиданно согласилась Света. – Но это понимаем мы с тобой. А с точки зрения Петра Ивановича, то есть с точки зрения человека, отчаянно покрывающего убийцу, перчатки привязывают ее к преступлению. В конце концов, Серафимович просто не мог уйти оттуда, не забрав их с собой! Именно это он и сделал.

Дрозд спихнул кота с листа бумаги.

– Перчатки, перчатки… – забормотал он, быстро водя по бумаге карандашом. – Черт, Светка, ты права! Тогда понятно, что за диалог мы слышали в театре.

Она вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что он рисует. Но мешало пуховое облако в лице кота Бронислава.

– Да! Я начала разматывать этот клубок именно с их диалога. Ведь все это выглядело так странно! Сначала шляпа, затем очки, и лишь потом – перчатки, в которые Петр Иванович вцепился, как пес в палку. Отчасти так оно и есть: он – верный пес, вернувший Анне ее вещь.

– Почему бы не сказать все открытым текстом? – спросил Дрозд, не отрываясь от рисунка.

– «Аня, я знаю, что ты убила Олега, и спасаю тебя от тюрьмы»? Петр Иванович не мог так поступить, не такой он человек. Он оставил ей путь к отступлению: вернул перчатки, намекая на то, что оставлять их там, где бросила она, не следовало. Но ничего не сказал прямо.

– Не хотел ставить ее в положение обязанной?

– Ну разумеется!

– Почему тогда просто не подкинуть их?

– Чтобы Стрельникова мучилась догадками, откуда они взялись? Боялась шантажа? Нет, он четко дал ей понять: я знаю, что случилось, и буду хранить молчание, но ты не обязана быть мне благодарной.

Дрозд кивнул, признавая ее правоту.

– А Стрельникова, значит, сыграла дурочку…

– Не исключено, что она просто не поняла, в чем дело. Может, начисто забыла о перчатках и о том, где оставила их! Но со временем, конечно, вспомнит и догадается, что имел в виду ее верный поклонник.

Дрозд отложил карандаш.

Света, не выдержав борьбы с любопытством, поднялась и посмотрела, что он изобразил. Рисовал Дрозд ужасно, с нарушением всех мыслимых пропорций и перспектив. Но удивительным образом в каждом его портрете, больше напоминавшем известное «точка-точка-огуречик», безошибочно узнавался прототип.

Вот и сейчас она увидела странную фигуру с многочисленными выпуклостями. Из фигуры торчали два уса. Один ус тянулся к перчатке, которую Дрозд изобразил раньше, над другим висело что-то, отдаленно напоминавшее пистолет.

И хотя в фигуре с палочками любой непредвзятый зритель узнал бы креветку, попавшую под асфальтовый каток, Света понимала, что перед ней Стрельникова.

– Сохраню-ка я этот шедевр, – решил Дрозд, любуясь портретом. – На стенку повешу. Смотри, как лицо похоже вышло.

Света молча подвинула лист к себе и дернула, отрывая ту часть, где был рисунок. Без улыбки глядя на Дрозда, она тщательно смяла бумагу, а получившийся комок швырнула в угол.

Кот Бронислав молниеносно слетел с тахты и погнал ком перед собой, поддавая ему то левой, то правой лапой.

– Может, тебе куклу вуду сделать? – спросил Дрозд, провожая взглядом свой шедевр.

– Пиццу мне сделай, – спокойно сказала Света. – Есть хочется.

Пицца оказалась отличная. Вонзив зубы в подрумяненную корочку, Света осознала, что не ела бог знает сколько времени, если не считать засохшего печенья у Вадима Петровича.

Дрозд достал кофе и выставил на плиту кастрюльку.

– Сваришь?

– На ночь глядя? – засомневалась Света.

Он махнул рукой:

– Плевать, все равно не засну. Какой-то бесконечный сегодня день. Кажется, что целый месяц прожил.

Пока Света варила кофе, он тихонько насвистывал. Глаза закрыты, вид совершенно отрешенный – кажется, вот-вот уснет.

– Какой тебе кофе, – тихо сказала Света. – Иди спать.

Лешка открыл глаза. Ни тени сна в них не было. Ясный, пристальный взгляд.

– Я думаю, – объяснил он. – Под свист удобнее размышлять.

– О чем?

– О Стрельниковой. Мы так и не выяснили, чем ты ей помешала.

Света поставила перед ним чашку и села напротив.

– Может, она просто очень глупая тетка? – задумчиво предположил Дрозд.

– И что из этого следует?

– Логику глупых людей сложнее всего понять. Она может быть как очень заковыристой, так и очень простой. Мы тут с тобой ломаем головы, а все дело, например, в том, что ты заметила у Олега ее портрет на стене.