Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется

– К чему клонишь? – нахмурился Дрозд. – К тому, что сигарету могли вставить манекену либо сам Стрельников, либо Петр Иванович?

– А почему ты не думаешь об Анне? Если ей нужен был повод, чтобы сорвать репетицию, то лучше не найдешь.

Дрозд удивленно хмыкнул – мысль о том, что Стрельникова сама спровоцировала скандал, не приходила ему в голову.

– Ты забыла про помрежа! Они с актрисой друг друга не переносят.

– Я не забыла, я его сразу исключила. Он толстый и неспортивный, ему не так-то просто запрыгнуть на сцену в темноте. Если бы он попробовал, мы бы слышали шум. Но все было проделано тихо. Кстати, это еще одна причина подозревать одного из тех, кто уже стоял рядом с кроватью. Стрельниковой нужно было сделать всего два шага, чтобы всунуть сигарету Генри.

– А Серафимович?

– Подожди, до него сейчас дойдем. Кроме сигареты есть еще кое-что. Помнишь, как Стрельникова уходила из театра? Сначала Петр Иванович вернул ей шляпу. Затем очки. А после этого заставил ее возвратиться в третий раз.

– За перчатками?

– Да. И он не сразу отдал их ей, а Стрельникова казалась растерянной.

Дрозд одним движением карандаша изобразил на листе растопыренную пятерню.

– Я бы тоже растерялся, если бы мне пытались навязать перчатки в тридцатиградусную жару.

– Вот именно! – воскликнула Света. – Шляпа, темные очки – это понятно и не вызывает вопросов! Но перчатки?

Кот Бронислав, валявшийся на тахте, вдруг заинтересовался рисунком. Он встал, подтащился к Дрозду и плюхнулся сверху на нарисованную ладонь. Это было похоже на приземление пушистого черно-белого дирижабля.

Глядя на него, Дрозд предположил:

– Может, у нее лишай?

– Нет у нее никакого лишая, – серьезно ответила Света. – Она прячет кожу от солнца, чтобы не стареть раньше времени, но даже для нее перчатки в жару – это перебор. Пусть и кружевные.

– У тебя есть объяснение? – прищурился Дрозд.

Кот перевалился с боку на бок и тоже уставился на Свету, словно повторяя за хозяином: да, есть у тебя объяснение?

Она взволнованно посмотрела на обоих, даже не улыбнувшись.

– Есть. Я думаю, Олега убила Стрельникова. Когда-то она любила его. Об этом рассказывал Якобсон, но даже если бы мы сомневались в его словах, их подтвердила сцена на репетиции. Похоже, Рыбаков бросил ее, отсек от себя, как и всю предыдущую жизнь, и она не могла смириться с этим. Не хочу гадать, что послужило причиной их ссоры. Это могло быть что угодно. Мы с тобой наблюдали, как быстро Стрельникова способна выйти из себя. Это, возможно, и случилось, когда она приехала к Рыбакову. Олег держал дома пистолет, чтобы защищаться от грабителей, и оружие подвернулось ей под руку. Анна застрелила его, а потом ударила ножом.

– Зачем ножом? – нахмурился Дрозд. – Если бы это сделал Виктор, в его действиях был бы смысл. А ей реклама любой ценой не нужна.

– Этого я пока не могу объяснить. Возможно, она рассуждала так же: сходство с «книжным» убийством наведет полицию на мысль о том, что Рыбакову мстит какой-то сумасшедший.

– Ну, допустим. А как ты объясняешь присутствие на станции Серафимовича?

Света осмотрелась вокруг и, не найдя табуретки, села прямо на пол.

– Да очень просто! Он любит Стрельникову, он заботится о ней – мы с тобой слышали это собственными ушами на репетиции от него самого. Возможно, он начинает замечать что-то странное. Ему не нравится состояние Анны, оно тревожит его. Она выглядит странно, слишком часто вспоминает Олега, и в конце концов проговаривается, что ездит к нему. Или только собирается поехать, это не важно. Встревоженный Петр Иванович интуитивно чувствует неладное. Он не может поехать с Анной, но он может проследить за ней.

– То есть, по-твоему, он был на станции, потому что потерял ее? Сбился с правильной дороги?

– Да. Он приезжает в Малиновку, но опаздывает. Стрельниковой там уже нет. Он заходит в дом, видит мертвого Олега и понимает, что произошло. Но, кроме трупа, он видит еще перчатки.

Дрозд даже приподнялся:

– Перчатки? Какие еще перчатки?

– Те самые, кружевные. Он знает, что они принадлежат ей. С его точки зрения, это улика. Ведь Анна будет все отрицать, будет клясться, что никогда не бывала у Рыбакова. И вдруг ей выложат неоспоримое подтверждение ее визита. Она растеряется и признается во всем – так он думает.

– Но послушай, ведь на самом деле перчатки могли оказаться в доме Рыбакова еще сто лет назад и пролежать там все это время.

– Нет, вряд ли. Скорее всего, Анна бросила их в прихожей, сразу же, как вошла. Какие сто лет? Зачем бы мужик потащил с собой в глушь вещи брошенной им женщины? Любому понятно, что их оставили недавно.