Даниэль Виктор: Седьмой выстрел

Отъезд из Лондона прошёл без особых событий. Плавно покачиваясь на станционных стрелках, поезд прогрохотал через несколько железнодорожных мостов, сопровождаемый игрой света и тени, которую создавали их почерневшие кирпичные арки. Оставив позади ряды остроконечных красных крыш и частокол закоптелых дымоходов, отмечавших собой пределы Лондона, мы стали набирать скорость.

Вскоре поезд миновал столичные предместья, и мы предались созерцанию сельских красот Юго-Восточной Англии, мелькавших за окном. Открывавшиеся виды доставили нам много радости. Я уже не раз проделывал это путешествие по Южному Даунсу, но мне никогда не надоедала безмятежная красота пейзажей Суссекса, который Холмс избрал местом своего уединения.

В тот год весна наступила рано, и россыпи диких цветов приветствовали нас буйством красок. Жёлтые примулы, голубые ветреницы, лесные фиалки и разноцветные анемоны окаймляли зелёные луга, на которых паслись белоснежные овцы и пятнистые херефордские коровы. Потом луга сменились небольшими дубовыми рощами — остатками некогда покрывавших эту землю дремучих лесов. Проскользнув между небольшими холмами и дикими равнинами Суссекса, рельсы вели нас всё дальше на юг, где близ Льюиса земля принимает тот характерный серовато-белый оттенок, который знаменует собой приближение меловых скал, выходящих к Ла-Маншу.

Именно возле такой скалы и стоял маленький домик Холмса. Он поселился в коттедже с белёными стенами неподалёку от Бичи-Хед, куда мы без труда добрались, совершив пересадки в Истборне и Фулворте. Автомобили в этой части страны были редкостью, и нам пришлось воспользоваться догкартом [11] Догкарт — высокий двухколёсный экипаж, часто упоминаемый в произведениях А. Конан Дойла. . К концу нашей тряской поездки я был рад заметить впереди дымок, поднимавшийся из кирпичной трубы Холмсова домика, и извилистую дорожку, посыпанную шуршащим под ногами серым гравием, которая вела к парадной двери. Его любимых ульев мы не увидели — они находились в доброй сотне ярдов от дома.

— Ах, доктор Уотсон, — не успев открыть дверь, уже приветствовала меня миссис Хадсон, — какая радость, что вы опять здесь!

Её седые волосы были собраны в пучок на затылке, знакомое лицо изрезали морщины, но в каждый мой приезд прежний блеск её глаз давал понять, что она помнит старые добрые деньки на Бейкер-стрит, когда мы с Холмсом частенько принимали у себя разных колоритных личностей, а миссис Хадсон подозрительно на них поглядывала, подавая на стол. Вот и теперь, представляя ей миссис Фреверт, я заметил тот же пристальный, оценивающий взгляд, устремлённый на статную фигуру американки. И мне подумалось, что ясная улыбка миссис Хадсон вызвана не только чисто женским одобрением, но и давно забытым предчувствием, что, может быть, вскоре нам представится случай вернуться в былые времена.

Миссис Хадсон провела нас через просторную библиотеку Холмса. Я заметил на прогнувшихся полках много знакомых изданий по химии и юриспруденции, а сверх того — две неизвестные мне раскрытые книги, лежавшие на кожаном кресле у стола, и стопку из восьми томов, неосторожно оставленную на краю низкого сервировочного столика. Журнальные вырезки на столе, заваленном перьями; разбросанные везде листы бумаги, исписанные чётким почерком Холмса; множество чашек Петри и полдюжины пробирок, источавших зловонный запах серы, — всё это убедило меня, что, несмотря на упорные попытки миссис Хадсон отучить Холмса от беспримерной неряшливости, он не оставил своих привычек. Терпением, с которым она столько лет прилежно убирала на место всё, что он позволял убирать, свидетельствовало о неизменной преданности ему бывшей квартирной хозяйки.

Вслед за миссис Хадсон мы подошли к двум открытым французским окнам, выходившим на задний двор. Сквозь них виднелись четыре яркие полосы: безоблачное лазурное небо; голубое море, украшенное белыми барашками, словно желе взбитыми сливками; белая меловая почва и граничившая с ней просторная зелёная лужайка перед домом.

Внезапно перед нами очутился Шерлок Холмс, словно выступивший на сцену из-за кулисы. Если не считать седых нитей на поредевших висках, казалось, он совсем не изменился со времён Бейкер-стрит. Правда, он стал медлительней и трость на прогулки брал уже по необходимости, а не из стремления следовать моде. Но, высокий и худощавый, он, казалось, опять готов взяться за дело. Холмс был одет в свой любимый халат, когда-то пурпурный, а теперь совсем выцветший. В левой руке он держал «Справочник британского пчеловода» Т. В. Коуэна, в правой — изящно изогнутую курительную трубку из тыквы-горлянки янтарного цвета. Трубку эту недавно подарил ему американский актёр Уильям Джиллет [12] Уильям [Хукер] Джиллет (1853–1937), актёр, драматург и театральный режиссёр, более 30 лет исполнял роль Холмса на театральных подмостках, сыграл его в немом фильме и радиоспектаклях. Именно он создал привычный нам сценический образ легендарного сыщика, сделав непременными его атрибутами так называемый охотничий шлем (шерстяную шапку с козырьком спереди и сзади — впервые она появилась на иллюстрациях Сидни Пейджета в журнале «Стренд мэгазин») и большую изогнутую трубку. , который, играя роль знаменитого сыщика, нашёл, что большая трубка на сцене смотрится эффектнее, чем маленькие деревянные и глиняные трубки Холмса.