Анна Малышева - Любовники по наследству

– Ну, хорошо… – Павел Аркадьевич почувствовал одновременно гадливость и облегчение. «Умирать, так с музыкой!» – подумал он.

А Маша щебетала:

– Я в полпятого освобожусь. Вы как, подождете здесь или поедете куда?

– Я тут посижу.

– Ну и ладненько! – Маша быстро встала из-за стола. – Вон их сколько уже набежало. А вы смотрите не обманите!

Она погрозила пальчиком. Павел Аркадьевич жалко усмехнулся. «Чем хуже, тем лучше! – подумал он. – Пропадай все пропадом!» Он сидел за столиком до половины пятого. Маша выбежала к нему из служебного помещения, уже переодевшись в «вольное» платье, и они вместе вышли из кафе.

Расследование четырех убийств в квартире Вадима Люблянского закончилось, не успев как следует начаться. Горничная успела побывать у следователя всего раз. Она сообщила, что служила у Люблянского чуть больше года. О его деятельности ничего не знала. Никого из людей, лежавших на полу рядом с ним, раньше не видела. Пришла убирать квартиру утром, и ей никто не открыл. Пришла на другой день – опять никого. Почему не вошла с черного входа? А она не знала, что этот вход открыт. Откуда ей было знать? Женщины? Да, жила у него одна. Кто такая? А она с ней не была знакома. Вообще не общалась. Ее дело – прибраться, купить продукты. Что же еще? Больше ее не трогали, потому что дело было прекращено.

Те, кто прекратил его, провели небольшое собственное расследование. Тайник Люблянского в одном из книжных шкафов сохранился в целости – около девяти килограммов золота в слитках, инструменты для ювелирного производства, некоторые документы. На сукне, покрывавшем стол, сохранились записи, сделанные рукой Люблянского. Клиент, судя по этим записям, проиграл в тот роковой вечер огромную сумму. Возникал вопрос: явилось ли именно это поводом для завязавшейся перестрелки, или клиента уязвил сам факт присутствия шулеров? Обе причины годились. Клиента никто не видел, кроме тех, кто погиб. Люблянского похоронили – скромно, без шумихи. Его бывшая любовница – Светлана Мажникова, которую нашли у ее матери, отвечала на все вопросы спокойно, ничего не скрывая. Да, он прогнал ее. Да она и сама готовилась уйти. Был один скандал… Она его описывать не будет. Это слишком тяжело для нее. Она не знает, кто мог его убить. Не представляет себе. Мажникова зарыдала, и те, кто ее расспрашивал, в смущении удалились, посоветовав ей на прощанье молчать обо всем случившемся и о том, что было ее жизнью последние два года. Мажникова заявила, что забыть обо всем – ее самая горячая мечта. Больше она ничего не хочет. Ничего не знает. Ничего никому не скажет. Она снова заплакала, уже тише.

Было еще два мелких события, имевших отношение ко всему случившемуся. Одно из них – букет цветов, появившийся на могиле Никифорова в Екатеринбурге, на Широкореченском кладбище. Его принесла какая-то женщина, приехавшая в сумерки, так что сторож толком ее не разглядел. Позже, после того как женщина уехала, он заметил, обходя мемориальную аллею, что на одной из черных мемориальных плит шевелится на ветру букет роз. Он удивился, так как прекрасно помнил, что на этой могиле никогда не бывало цветов. Впрочем, больше они там не появлялись, и он скоро забыл об этом маленьком происшествии.

Второе событие произошло в Москве, в одном из ювелирных магазинов. Старушка, одетая весьма скромно, принесла на оценку удивительной красоты серьги – бриллиантовые, с сапфирами, и несколько колец. Оценщица сразу заметила уникальность изделий, точно когда-то сделанных на заказ, и назвала скромной старушке заниженную сумму. «Но…» – попробовала было возразить та. «Деньги получите завтра, – пообещала, перебив ее, оценщица. – А то будете ждать несколько месяцев… Да и вопросы зададут всякие…» Старушка торопливо согласилась. На другой день она получила деньги и удалилась к себе на Руставели, 15.

Октябрьское солнце низко стояло над Дубаями. Близился вечер. По одному из проспектов Дейры шла молодая женщина в темных очках. Она заходила в магазины, иногда – просто чтобы осмотреться и поторговаться с крикливыми индусами и улыбчивыми маленькими филиппинками, по сравнению с которыми казалась просто великаншей. Иногда делала мелкие покупки – духи, помаду, пачку сигарет. И снова выходила на улицу, улыбаясь неизвестно чему, шла дальше, ступая по лужам, натекшим на тротуары от кондиционеров, разглядывая витрины, теряясь в толпе. Наконец, купила два пакета апельсинового сока, поймала машину и попросила на ломаном английском отвезти ее на пляж.