— Кто-нибудь из тех, кто был на совещании, сбежал? — спрашивает командир.
— Не знаю… я не знаю… не светите мне в лицо, пожалуйста… я… Каллис! Маури Каллис!
— Кто-нибудь еще?
— Нет.
— Так где Каллис?
— Он стоял вот там! — Виктор Иннитзер указывает в темноту, в сторону бара.
Командир светит туда, а затем освещает дверь рядом с ним. Затем направляет пистолет в голову Иннитзера, который ему больше не нужен, и нажимает на спуск. После этого делает остальным знак следовать за ним и выбегает в гостиную.
Они методично обыскивают комнату при помощи своих фонариков. Это похоже на хорошо выученный танец, когда они движутся, спина к спине, продвигаясь вперед, направляя свет фонариков в разные стороны.
Им нужно побольше света, особенно если Каллис успел выбраться наружу. Остается лишь надеяться, что он ранен.
— Пригоните «Хаммер», — говорит командир в гарнитуру. — Эта тачка может ехать по пересеченной местности.
Анна-Мария только что увидела в «Хаммере» мертвого сына Дидди Ваттранга. Она бежит в сторону усадьбы Регла. Хотя «бежит» — это преувеличение. Снаружи кромешная тьма. Анна-Мария продвигается вперед, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться, — ей совершенно не хочется падать со взведенным пистолетом в руке.
«Что за трагедия здесь разыгралась?» — думает она.
Наружное освещение погашено. Дома усадьбы погружены в темноту.
Пройдя часть пути, Анна-Мария видит свет фонарика. Кто-то бегом приближается к ней, освещая себе дорогу. Она кидается в сторону, приземляясь в канаву. Срывает с себя куртку, на которой нашиты отражатели, и кидает ее на землю подкладкой наружу. Убежать она не успеет, человек на дороге услышит ее шаги. Женщина приседает на корточки в канаве: прошлогодняя трава лежит, прижавшись к земле, не дает никакой защиты, но то здесь, то там торчат какие-то кустики и ветки. Если этот человек не наведет фонарик в ее сторону, у нее есть шансы.
В канаве на ладонь воды. Анна-Мария чувствует, как ботинки и джинсы тут же намокают. Свободной рукой она зачерпывает грязи и мажет себе лицо, чтобы оно не отсвечивало в темноте светлым пятном. Она должна смотреть вверх, быть готова застрелить этого человека, если он заметит ее и направит на нее оружие. Держа пистолет обеими руками, женщина замирает в неподвижной позе. Сердце ухает в груди, как церковный колокол.
Он пробегает в двух метрах от нее, не заметив. Анна-Мария уверена, что это мужчина. Посмотрев ему вслед, она видит широкоплечий силуэт. Звук ботинок, бегущих по дорожке, становится все тише.
Друг или враг? Ответа на этот вопрос она не знает. Может быть, это кто-нибудь из охраны Каллиса? Или тот, кто только что расстрелял Дидди Ваттранга и всю его семью? Она понятия не имеет. Но он бежит к воротам, к машине с мертвым ребенком на переднем сиденье. К тому месту, где остался Свен-Эрик!
Анна-Мария вскакивает на ноги, оставив куртку в канаве, выбегает на дорогу. Ноги у нее промокли до колен.
Скрываясь в траве, растущей вдоль дороги, она несется следом за мужчиной, который направляется к «Хаммеру». Если он наведет оружие на Свена-Эрика… Тогда она знает, что делать. Она засадит ему пулю между лопаток.
Мужчина подбегает к «Хаммеру», садится в машину и заводит ее. Включаются фары, и все окрестности вдруг заливает яркий свет. Господи, неужели столько света может исходить от двух фар машины?
Свена-Эрика не видать.
Мужчина дает задний ход. Она понимает, что он не намерен тратить время на то, чтобы развернуть машину, — просто едет к усадьбе таким способом.
Анна-Мария снова кидается в канаву. Лежит ничком на животе, когда машина проезжает мимо. Встает на четвереньки и смотрит ей вслед. Мужчина занят тем, чтобы смотреть назад, на дорогу, ему ни до чего. Каков водитель! Он едет задним ходом по аллее к усадьбе на максимальной скорости. Чертовски быстро у него получается. И он ни на миллиметр не отклоняется от дороги.
И тут она понимает, что он сидит рядом с детским сиденьем, в котором остался ребенок, убитый выстрелом в голову. Эта мысль вызывает у нее тошноту. Да разве это люди?
— Свен-Эрик! — тихо окликает она. — Свен-Эрик!
Но ответа нет.
Свен-Эрик только что позвонил и вызвал подкрепление.
Теперь он движется вперед по заросшему травой краю дороги. Правда, так темно, что хоть глаз коли, но тело помнит все годы, проведенные в лесу. Не раз приходилось ему пробираться по лесу в полной темноте. А сейчас на спине даже нет рюкзака.
Ноги сами переходят на странную, но единственно удобную походку — ступая широко, почти вприсядку. Он скорее ощущает, чем видит дорогу одним боком и липы аллеи — другим.
Читать дальше