Марио Пьюзо: Арена мрака

Вы думаете: вот этот америкашка убил еще одного немца! И не притворяйтесь, будто вы сердитесь на меня из-за ребенка. Не притворяйтесь, не лгите.

Я же знаю, о чем вы думаете!

Впервые фрау Заундерс пристально и серьезно посмотрела ему прямо в глаза. Он выглядел больным – с пожелтевшей кожей, глаза как черные дыры, а искаженный яростью рот казался красной раной.

– Нет-нет, – ответила она. – Я никогда не думала о вас плохо. – Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что он хотя бы отчасти прав.

Но Моска уже взял себя в руки.

– Я докажу вам, что это не так. – Он повернулся и вышел из комнаты. Она услышала, как он торопливо сбегает вниз по лестнице.

На улице он закурил и взглянул на небо, затянутое облаками. Он почти докурил сигарету, когда очнулся от своих непонятных дум, и зашагал назад в общежитие на Метцерштрассе. Головная боль давила на глаза и отдавалась в шее. Он посмотрел на часы. Только три. До разборки с Йергеном надо было ждать еще очень долго.

Комнату заполнили предвечерние тени. Он принял аспирин и лег в постель. Странно, его охватила усталость. Он закрыл глаза, кажется, только на мгновение, но, когда услышал стук в дверь и встал, за окнами было уже совсем темно. Он включил лампу на тумбочке и посмотрел на часы. Еще только шесть. В дверь опять постучали, и вошел Эдди Кэссин. Он был в свежевыглаженном костюме, чисто выбрит и источал аромат душистого талька.

– Черт, что ты не запираешь дверь, когда спишь?! – воскликнул он. И добавил обычным тоном:

– Как самочувствие? Я тебя разбудил?

Моска стряхнул с глаз остатки сна и ответил:

– Все о'кей. – Головная боль прошла, но лицо горело, и губы пересохли.

Эдди бросил на стол несколько писем.

– Твоя почта. Может, дерябнем?

Моска пошел к шкафу и достал бутылку джина и два стакана.

– Сегодня большая гулянка внизу, – сказал Эдди. – Приходи.

Моска отрицательно покачал головой и дал ему стакан. Они выпили.

– На той неделе тебе придет предписание на выезд, – сказал Эдди. – Адъютант пытался замять это дело, даже признал свою вину, но полковник был непреклонен. – Он зашептал Моске на ухо:

– Если хочешь, я могу затерять какие-нибудь бумаги, и у тебя будет еще пара недель.

– Теперь это уже не имеет значения, – сказал Моска. Он встал с кровати и выглянул в окно. Ночь еще не наступила, и в густых сумерках он увидел толпу ребятишек с фонариками: они ждали наступления полной темноты. Он вспомнил, что в предыдущие вечера слышал, как они поют, – их песни не нарушали тонкой паутинки сна, опутавшей его мозг, не будили его, а только тихо звенели в ушах.

– А что будет с ребенком? – спросил Эдди.

– Он останется с фрау Заундерс, – ответил Моска. – Она позаботится о нем.

Эдди сказал едва слышно:

– Я буду ее навещать. Не беспокойся. – Он помолчал. – Да, тяжко, Уолтер. Такие, как мы с тобой, вечно попадают в переплет. Постарайся не раскисать.

Дети внизу образовали две колонны и, двинувшись по Метцерштрассе с незажженными фонариками, быстро скрылись из виду.

– Это письма от твоей матери, – продолжал Эдди. – Я послал ей телеграмму – решил, что тебе сейчас не захочется ей писать об этом.

– Ты настоящий друг, Эдди, – сказал Моска, отвернувшись от окна. – Ты можешь оказать мне последнюю услугу?

– Конечно, – ответил Эдди.

– Ты не сказал мне, что Йерген вернулся в Бремен. Я хочу его видеть. Ты можешь привести его сюда?

Эдди выпил еще стакан джина и смотрел, как Моска беспокойно мечется по комнате. «Что-то тут не то», – подумал он. Моска старался говорить сдержанно, но его глаза теперь стали похожи на два черных зеркала, а лицо то и дело искажала страшная гримаса ярости и ненависти.

– Я надеюсь, ты не замышляешь какой-нибудь глупости, Уолтер, – сказал Эдди. – Он просто ошибся. Он не виноват. Черт, ты же знаешь, Йерген ради Геллы готов был шею сломать.

Моска улыбнулся:

– Слушай, я просто хочу получить обратно свои сигареты и деньги, которые я заплатил ему за эти лекарства. Какого хрена я должен на этом терять?

Эдди издал возглас радостного удивления:

– Слава тебе, господи, наконец-то ты опять нормальный. Действительно, какого хрена ты должен на этом терять?

Про себя он подумал: «Ну вот, это в духе Моски – ни в коем случае не дать себя обдурить, помнить о своих кровных даже в минуту горя». Но радость его была неподдельной: хорошо, что Моска все-таки не раскис, не свихнулся, а опять такой же, как всегда.

Тут ему в голову пришла идея. Он схватил Моску за руку: