Марио Пьюзо - Последний дон

Но отсидел только год. Сокамерник, безмерно восхищенный талантами Соссы, его гениальным владением карандашом, чернилами и ручкой, завербовал его в Семью Клерикуцио.

Внезапно у Леонарда появился новый адвокат. Ни с того ни с сего его посетил посторонний доктор, с которым Леонард даже не был знаком. Неожиданно назначили слушание о помиловании на том оснований, что его умственные способности деградировали до детского уровня и Сосса более не являет собой угрозы обществу. И вдруг Леонард Сосса стал вольным человеком и работником Семьи Клерикуцио.

Семья нуждалась в первоклассном специалисте по подделке документов. Не валюты, ибо в глазах властей подделка денег – непростительное преступление. Специалист по подделке нужен был Семье для дел куда более важных. Джорджио приходилось разгребать горы бумаг, жонглируя разнообразными национальными и интернациональными корпорациями, подписывая официальные документы от имени несуществующих чиновников этих корпораций, делая вклады и изымая огромные суммы денег, для чего требовался целый ряд подписей, как реальных, так и поддельных. Со временем талантам Леонарда нашлись и другие применения.

Отель “Занаду” использовал его дарование с изрядным прибытком. Если после смерти очень крупного игрока в кассе оставались его векселя, Соссу привозили, чтобы он подписал векселей еще на миллион долларов. Конечно, душеприказчики покойного не оплачивали долг, но зато всю эту сумму можно было списать из налогов “Занаду” в убытки. Подобное случалось противоестественно часто; судя по всему, азарт взвинчивает процент смертности до небес. Точно так же поступали, если крупный игрок оказывался совершенно несостоятельным или соглашался дать отступного центов по десять за доллар.

За все это Леонарду Соссе платили сто тысяч долларов в год и запрещали выполнять работы какого-либо иного рода, особенно подделку денег. Все это прекрасно укладывалось в общую политику Семьи. У Клерикуцио действовал вердикт, запрещающий всем членам преступной семьи как-либо связываться с подделкой денег и похищением людей. Эти преступления заставляют все федеральные силовые агентства с сокрушительной силой ополчаться на преступников. Подобные игры просто-напросто не стоят свеч.

Так что Сосса уже двадцать лет наслаждался жизнью художника в своем тесном домишке, приютившемся в каньоне Топанга недалеко от Малибу. У него был небольшой садик, коза, кошка и собака. Днем он писал картины, а вечером выпивал. Не знал недостатка в девушках, живущих в каньоне, – свободных по духу коллегах-художницах.

Сосса покидал каньон лишь в тех редких случаях, когда требовалось совершить кое-какие покупки в Санта-Монике или когда его вызывала по делу Семья Клерикуцио, что случалось обычно дважды в месяц, на период не более двух-трех дней. Он выполнял порученную работу и никогда не задавал никаких вопросов. Он был ценным солдатом Семьи Клерикуцио.

Так что, когда за ним приехала машина и водитель велел взять инструменты и одежду на пару дней, Сосса отпустил козу, собаку и кошку в каньон и запер дом. Животные могут позаботиться о себе сами; в конце концов, они же не дети. Не то чтобы Сосса не любил их, но животные живут недолго, особенно в каньоне, он привык терять их. Год в тюрьме сделал Леонарда Соссу реалистом, а нежданное освобождение – оптимистом.

Лиа Вацци, смотритель охотничьей хижины Семьи Клерикуцио в Сьерра-Неваде, прибыл в Соединенные Штаты в возрасте тридцати лет, будучи самым разыскиваемым преступником в Италии. За истекшее с той поры десятилетие он научился говорить по-английски почти без акцента и довольно прилично читать и писать. В Сицилии он принадлежал к одной из самых образованных и могущественных Семей острова.

За пятнадцать лет до того Лиа Вацци был главой мафии в Палермо, Квалифицированным Специалистом высшего разряда. Но он зашел чересчур далеко.

Сидящее в Риме правительство назначило чрезвычайного комиссара, наделив его безграничными полномочиями по искоренению мафии в Сицилии. Чрезвычайного комиссара, прибывшего в Палермо с женой и детьми, защищали войска и орды полицейских. Он произнес пламенную речь, пообещав безжалостно расправляться с преступниками, из века в век правящими прекрасным островом Сицилия. Настало время воцариться закону, дабы судьбу Сицилии решали выборные представители народа Италии, а не невежественные головорезы со своими позорными тайными обществами. Вацци счел эту речь личным оскорблением.