Для чего еще я ей нужен? Неужто считать, что она влюбилась, мечтает жизнь со мной связать? Надо смотреть реальности в глаза, ей это и в голову не придет. И не оттого, что у меня спина согнутая. Это мне с женщинами еще никогда не препятствовало, а с ней и подавно. Какая это одинокая баба за сорок станет смотреть на фигуру, если все другое в порядке? Я вообще не помню, чтоб мне женщина отказала, если настойчиво действовать. А просто у нас с ней совершенно разная ментальность и разный культурный фон. Нам с ней выше уровня перепихнуться никогда друг друга не понять. Это тебе не Танечка, которую я до сих пор всю навылет знал, и только теперь оказалось, что не совсем.
Кармела, я так понимаю, любит развлекаться, в ресторан там или в гости к родственникам, их у нее наверняка большая кодла, и все восточные всё время семейно тусуются. Небось постеснялась бы со мной показаться, да еще русский, они нас и за евреев-то не считают. А у меня, наоборот, насчет них большое сомнение, как-то не похоже, что в них элохимская кровь, хотя в мире к ним отношение правильное, антисемитское.
И потом, она женщина практичная и устроенная, вон какую квартирку отхватила. Зачем ей инвалид без гроша за душой, да еще ухаживать придется? Тут, опять же, Танечка в самый раз, а эта вряд ли. Правда, если бы знала про камни… Но вот уж кому не скажу. Мне купленных чувств не надо.
Короче говоря, не так приятно к ней обращаться, но больше не к кому. У нее полно знакомств, наверняка найдется и в аптеке кто-нибудь.
Едва дождался пяти часов, когда она с работы приходит, и позвонил. И тут же прибежала, даже еды никакой не принесла, так торопилась. Открыла своим ключом, ворвалась в спальню:
— Мишен-ка, что случилось?
— Почему случилось? Ничего особенного.
— У тебя такой голос по телефону…
— Да нет, просто я хотел попросить тебя о небольшой услуге…
Сразу успокоилась и переменила выражение:
— Почему небольшой? Проси уж сразу о большой, пока есть возможность.
Хм! Надо же, опять заигрывает. Опасно, но никуда не денешься, придется подыграть.
— Зачем же о большой?
— А чтоб за тобой должок был.
— Я с долгами всегда честно расплачиваюсь, — говорю, но не углубляюсь, какой монетой расплачиваться.
— Это мы поглядим, — говорит. — Ну, так чего тебе?
Я сказал, лекарство, мол, нужно, без рецепта.
— Это ты все со своим перкосетом? Что же Таня, так и не взяла рецепт?
— Да вот, все врача никак не застанет. В разные смены работают.
Вместо чтоб взять и сделать, все ей объясни да расскажи, и опять чувствую, что в нервах начинает возникать раздражение.
— И из отделения не принесла? Ишь ты, какая честная. Все берут, что им надо, а она не может.
Я молчу, не хочу обсуждать с ней мою Таню. Ну да, честная, кому-то и честным надо быть.
— Чего молчишь? Надо тебе перкосет?
— Надо.
— Тогда проси как следует. Может, и достану.
— Пожалуйста, будь добра.
— Нет, это мало. А ты вот что, я тебе перкосет, а ты мне расскажи, что у вас происходит с Таней.
Француженка называется! Марокканка, она и есть марокканка. Лезет в чужую душу, как к себе домой. Ей простое любопытство, а мне ножом по сердцу.
— Что происходит, — говорю, — ничего не происходит.
— Как будто я не вижу!
— Не знаю я, что ты там видишь.
— Все вижу. Она тебя бросает, что ли?
— С чего ты взяла?
— Бросает, бросает! Неужели из-за меня?
— Да ну, Кармела, при чем тут ты?
— А, ни при чем? Отлично! Такая освобожденная женщина. Бросает больного мужа, и даже не за измену. Ей это ничего не значит. А тебе?
Не знаю, что отвечать, поэтому переспрашиваю:
— Что — мне?
— Тебе это тоже ничего не значит?
— Кармела, — говорю, а сам зубы сжимаю, сдерживаюсь из последних сил, — прекратим этот разговор. Я тебя просил сделать простое дело, чего ты завела?
— А то я завела, что до сих пор жалела твою шейку бедра, но теперь уж извини. Сперва используешь женщину, а потом делаешь вид, что это ничего не значит.
Меня уже и раньше подмывало указать ей, чья была инициатива и кто кого использовал, и сейчас самый случай, но долго все это выговаривать, злость прямо душит. Взял и пхнул ее здоровой ногой в бок — и сразу мне легче. Не так уж и сильно пхнул, просто злобно, но она даже крякнула. Крякнула, вскочила с кровати, держится за бок и смотрит на меня. Молча! Посмотрела и тихим, не своим голосом говорит:
— Нет, ты действительно сумасшедший.
Стоит, смотрит и трет бок. А я уже немного разрядился и теперь в ужасе, что наделал, — ведь сейчас уйдет.
Читать дальше