— Может быть.
Дергачев озабоченно вздохнул.
— Спасать нужно Храповицкого! — пробормотал он. — Немедленно спасать, а то будет поздно!
Я покосился на него, не вполне понимая, кому был адресован этот призыв: мне или чертыхавшемуся водителю.
— У меня есть идея, — сообщил он. — Надо гнать волну!
— Какую волну?
— В прессе, против Лихачева. Заряжать средства массовой информации. Пусть рассказывают с утра до вечера, что Лихачев — вор, бандит, взяточник, алкоголик. Короче, полный педераст. Кстати, насчет педераста — это буквально. Причем обязательно пассивный. У нас пассивных особенно ненавидят.
— Ты думаешь, это поможет?
— Еще как!
В отличие от него я, признаюсь, не понимал, как сообщение в прессе о противоестественных склонностях Лихачева приведет к освобождению Храповицкого. Если, конечно, мы не собирались строить защиту на том, что генерал после долгих и безуспешных домогательств отправил Храповицкого за решетку с целью склонить к сожительству. Должно быть, мой скептицизм отразился на лице.
— Не веришь? — догадался Дергачев. — А зря! Совершенно напрасно. Общественное мнение очень важно.
— У нас? — переспросил я. — Вот уж не знал.
— Зря иронизируешь. Ты знаешь, сколько на НТВ берут за то, чтобы кого-то из регионалов опустить? Двадцать тысяч долларов за минуту! Заметь, наличными. А на первом канале и того больше. Да еще не с каждым договариваться будут. Потому что от желающих заказать чернуху отбоя нет. Мешками деньги тащат, особенно провинциалы. У вас ведь народ по старинке живет. Он как думает? Если начальника ругают по центральному телевидению, значит, скоро снимут. Подорвать репутацию Лихачева в глазах местной элиты сейчас очень важно. Это лишит его поддержки. У меня — хорошие связи на федеральных каналах. Нам сделают скидки. Собственно, вся кампания обойдется вдвое дешевле, чем если бы мы пришли с улицы.
— Это интересно, — отозвался я. — Надо подумать.
— Погоди, я, между прочим, еще не сказал тебе самого главного.
— А что самое главное?
Он хитро покосился на меня, по-птичьи склонив голову набок.
— Мы с тобой получим комиссионные! Понял? И распилим их по-честному, на двоих. Нормально?
— Ага. Только никак не соображу, мне-то за что?
— За то, что ты убедишь Виктора. Тебя он послушает, а меня нет!
— Спасибо за приглашение, — рассеянно отозвался я, всматриваясь в темноту за окном, в тщетной надежде увидеть просвет на дороге. Просвета по-прежнему не было, только фары машин, еле продвигавшихся вплотную друг к другу. — Поговорю. Может быть, даже сегодня.
Разумеется, я не собирался этого делать ни сегодня, ни завтра, никогда. Я просто хотел, чтобы он отвязался. Дергачев, однако, вновь услышал в моем голосе отсутствие энтузиазма.
— У тебя такая физиономия, будто на самом деле тебе это фиолетово. Ты, может быть, не догоняешь, о какой сумме идет речь?
— Не догоняю, — признался я.
— А ты посчитай! Вся кампания, например, будет стоить два миллиона. Если предложить меньше, то они даже не возьмутся, у них там свои масштабы. Десять процентов наши. Мы с тобой получим по сотке. Плохо ли, на ровном месте?
— Хорошо.
— Не хорошо, а отлично! Ты что-то совсем зажрался.
— Отлично, — согласился я вежливо. — Просто я на ровном месте еще ни разу не получал ничего отличного.
— Слушай! — спохватился он, осененный догадкой. — А может, ты думаешь, что я тебя кину? Боишься, да?
Признаться, я еще не думал на эту тему. Но то, что он непременно кинет в любом совместном предприятии, можно было понять и не думая.
— Дело не в этом, — принялся неубедительно отнекиваться я. — Просто не все тут от меня зависит...
— Теперь уже я что-то не догоняю, — перебил он, теряя терпение. — Ты зачем сюда приехал?
— То есть?
— Ну, вы же там поссорились с Храповицким, насколько я слышал. Чуть ли не до драки у вас с ним дошло. Тебя в тот же день уволили, и ты умотал за границу. Так?
Он был неплохо осведомлен. Интересно, он нарочно излагал события таким образом, чтобы меня позлить, или повторял чью-то интерпретацию?
— Если упрощенно, то так все и было, — согласился я, поборов желание заспорить.
— А здесь и не надо ничего усложнять. По большому счету, тебя вся эта возня уже не касается. Ты мог бы сидеть себе в Италии и злорадствовать. Но ты здесь. Значит, есть цель. Какая?
— Я полагал, что она очевидна.
— То есть ты прилетел, чтобы чем-то помочь Храповицкому, правильно? А почему при этом нельзя немного заработать? Одно другому не мешает. Мы с тобой современные люди.
Читать дальше