Андрей Курков - Последняя любовь президента

Цюрих. Конец октября 2004 года.

Должность этой женщины в дословном переводе с немецкого звучала примерно так: консультант по уважению смерти. А может, это Мила так грустно пошутила, когда мы подошли к коричневой резной двери в ее кабинет, располагавшийся прямо в небольшой церквушке рядом с клиникой. У этой церквушки не было парадных врат. Только дверь, высокая и тоже украшенная резьбой. Ангелочки, деревья, цветы. Потом короткий коридор. Справа вторая резная дверь, перед которой мы сейчас и остановились. А дальше по коридору – двойные двери с витражами.

Женщине, встретившей нас в кабинете, было лет сорок. Черное платье-балахон подчеркивало ее выразительное лицо с немного тяжеловатыми скулами. Большие персидские глаза были аккуратно подведены синим. Она приветливо кивнула и указала жестом на тяжелые дубовые стулья.

– Бог учит и скорбеть, и радоваться. У вас сейчас время скорби. Слушайтесь своего сердца. Делитесь своей скорбью с ближними. Обращайтесь к Богу с молитвами, и он вас услышит.

Я бросил немного недоуменный взгляд на Милу. Она едва заметно пожала плечами. И продолжила переводить.

– Я подготовила вам некоторые материалы, которые помогут вам и вашей жене справиться с этой травмой. Главное – не прятать горе в себе, не оставаться с этим горем один на один. Пожалуйста!

Женщина протянула мне несколько брошюрок.

– Там есть полезные советы психолога, кроме того адреса веб-страничек для родителей, у которых умерли дети. Вы сможете с помощью интернета наладить отношения с людьми, которых постигло такое же горе.

Я листал брошюрки, тупо утыкался взглядом то в немецкий, то во французский текст. И кивал.

– Теперь давайте поговорим о моменте прощания с вашими детьми. У вас есть выбор. Их можно похоронить на кладбище, тут недалеко. Это, конечно, стоит дорого, но у умерших в нашей клинике есть небольшая скидка. Или, если предпочтете, их можно кремировать. На кладбище есть детский участок. Называется САД ЛЬЮИСА КЭРРОЛЛА. Можно смешать прах с землей и посадить в том месте две розы. Розам вы можете дать имена ваших детей, и они будут выгравированы на бронзовых табличках, поставленных рядом с цветами. Было бы хорошо, если бы вы приняли решение уже сегодня.

Я был благодарен Миле. Она, казалось, прониклась нашим горем и не хотела нас покинуть, пока все вопросы не будут решены.

– Я пойду перекушу, а потом подожду вас тут, на скамеечке, – сказала она, бросив пытливый взгляд на безоблачное швейцарское небо. – А вы пока переговорите с женой.

Светлана сидела в кресле перед окном. Кровать была смята, словно она пыталась заснуть и не могла.

– Ну как ты? – негромко спросил я, подойдя к креслу.

– Плохо, – выдохнула она. Обернулась. В ее глазах уже не было слез. В них присутствовала пустота.

– Нам надо кое-что решить, – нехотя заговорил я.

– А что это у тебя за книжки? – не обращая внимания на мои слова, спросила Светлана.

– Брошюрки, тут в церкви дали. Для родителей, потерявших детей.

– Дай посмотреть.

Я опустил брошюрки в протянутую ладонь Светланы.

Зашелестели в тишине бумажные странички. Она что-то шептала себе под нос. Я стоял. Сначала наблюдал за ее лицом, потом перевел взгляд на окно. Смотрел на подстриженные деревья, на неподвижность заоконного мира, в котором вдруг пропал ветер.

В конце концов решение принимал я.

На следующее утро мы втроем с Милой окончательно попрощались с нашими малышами в той же церквушке, рядом с клиникой. «Консультант по уважению смерти» прочитала несколько молитв. Мы со Светланой сидели с каменными лицами. В глазах стояли слезы. Мила же заливалась плачем, словно это не мы, а она потеряла детей. Затем два белых картонных гробика, очень похожих на коробки из-под больших кукол, «въехали» в открывшуюся в стене нишу. После этого ниша закрылась, и меня пронзил внезапный ужас. Я смотрел на полированное коричневое дерево церковной стенки, смотрел туда, где только что поднялась и опустилась одна из деревянных панелей. Мне казалось, что я увидел на мгновение тот, другой мир, в который переходят все после смерти. Мне показалось, я видел мелькнувший оттуда свет или огонь.

Глаза искали иконы, но в этой церкви икон не было. Лишь деревянное резное распятие на стене.

На следующее утро в САДУ ЛЬЮИСА КЭРРОЛЛА, где до сих пор цвели розы, мы высыпали на взрыхленную землю прах из двух маленьких урночек. Садовник в черном костюме с галстуком дал нам в руки небольшие грабельки. Светлана опять плакала. Рядом с ней плакала Мила. А я этими грабельками смешал прах Веры и Олежки с землей. После этого садовник принес два саженца роз и посадил их тут же на расстоянии не более двадцати сантиметров друг от друга.