- Как вы относились к Шекельграбберу?
- Ну какое это теперь имеет значение, - устало ответил он.
- Ладно, пойду, - сказал я и поднялся. - А Квелого я вам через пару дней связанным предоставлю. Но услуга за услугу. Вы в понедельник будете в "Долине царей"?
- Да, - ответил он, - привезут клиента. Придется повозиться.
- Вот деньги. Купите, пожалуйста, букет роз и подарите от моего имени Кувыркалкиной.
- С удовольствием, но вряд ли она возьмет цветы из моих рук. Я для нее парасхит.
- Кто-кто?
- Так в древнем Египте назывались те, кто чистил трупы перед бальзамированием.
Уже стоя в проеме дверей, он вдруг сказал:
- Был там один дед...
- Где? - не сообразил я.
- В Сандунах, - сказал Горчицын. - Я его случайно запомнил. Никогда не видел, чтобы в баню с собакой приходили.
- То есть?
- Пришел с собакой. Его не пустили. Тогда он привязал ее у входа в мужское отделение, и она скулила, пока банщик не заехал ей по морде мокрой тряпкой. Дед его чуть не убил.
- Какой породы была собака?
- Белый пудель...
- Вы эти выходные лучше посидите дома от греха.
Оставшись на лестничной клетке, я вскрыл распределительный щит и вырвал провода телефона, которые вели в квартиру Горчицына...
Лучшие страны гибнут от демократии. Тут даже спорить не о чем. Возьми любой крупный европейский город, там давно негры, арабы и турки численностью забили коренное население. И так повсеместно, разве что Япония еще держится, но только за счет неповторимой работоспособности граждан: любой пришелец там выглядит бездельником. А Москве капут по общему шаблону, думал я, шагая к Заклепкину. - Москва упорно превращается из третьего Рима во второй Вавилон. Вот в Лос-Анджелесе вся территория поделена на кварталы и зоны влияния, которые чужак обойдет стороной. Лос-Анджелес или Нью-Йорк какой-нибудь загаженный устроены вроде зоопарка, где у каждого народа или группы людей, объединенных по интересам, - своя клетка, вылезать из которой не рекомендуется, несмотря на свободу. А в Москве как будто вавилонская башня Nо2 рухнула только вчера и народы еще объясняются знаками в поисках соплеменников. Прямо стыдно за банду каких-нибудь чучмеков, что их московский авангард не в состоянии выселить жителей пяти - десяти близкостоящих домов, занять их и спокойно терроризировать население в радиусе трех километров. Но скоро они сообразят и опомнятся. Держитесь, тогда, москвичи! Не спасет вас ни лимитированная прописка, ни родная лимитная милиция. Выкурят чучмеки всех, как миленьких, для начала дверь подожгут, потом стекла выбьют, потом дочку изнасилуют, потом - жену, а не поможет - и на вас польстятся. Разбежитесь вы тогда по тверям и рязаням, опять броситесь искать Минина с Пожарским и, проиграв десять битв подряд на кольцевой автодороге, победите в одиннадцатой, потому что вас, как всегда, будет больше, а чучмекам без вас станет скучно: грабить-то некого...
Заклепкина в переулке не было, но я знал адрес из протокола Квочкина. Когда я поднимался по лестнице, дверь квартиры открылась и выпустила девушку.
- Извините, - остановил я ее, - вы дочь Степана Николаевича?
- Нет, - ответила она, - присматриваю за домом и за ним.
Я дал девушке хлопнуть парадной дверью, на всякий случай устроил газовый пистолет поудобней в кармане и позвонил в квартиру Заклепкина. Меня долго разглядывали в "глазок", потом долго возились с замками. Наконец, продолжая держать себя на цепочке, как заскучавший дворовый пес, дверь приоткрылась и в щель вылез нос пенсионера.
- Что еще? - спросил Заклепкин недружелюбно.
- Говорить с вами желаю.
Он не ответил и скрылся.
- Придется, Степан Николаевич, - закричал я через дверь. - Иначе через час я приду с участковым.
Заклепкин опять высунул нос:
- Что вам надо? Я уже все сказал. Добавить нечего.
- А про то, как ходили в Сандуны и зачем-то спрятали документы Поглощаева за скамью?
- Ни в какие Сандуны я не ходил.
- У меня есть свидетель и ваши отпечатки на бумажнике Поглощаева, - сообщил я. - Ну как? Впустите меня?
- Нет, - сказал он. - Подождите на улице.
Ждать его пришлось минут двадцать. Я даже испугался: уж не повесился ли Заклепкин, поняв, что проиграл? Но наконец он вышел живой и здоровый с пуделем у левой ноги, как всегда.
- Долго же вы одевались! - попенял я. - Наташа Ростова быстрее бы обернулась.
- Одевался быстро, - ответил он, - вы пришли во время обеда, а я не ем холодные котлеты.
Вот это выдержка! - подумал я. - Человека того и гляди в кутузку уведут, а он обедать садится!
Читать дальше