Инна Бачинская - Свой ключ от чужой двери

Я не стал подходить ближе. Мне кажется, я даже не удивился. Все ухнуло… Кто взорвал фонд? Зачем? Террорист ли? Неизвестные подельники Удовиченко и Эдика Исоханова? Или его развалило случайной бомбой, залетевшей с какой-нибудь далекой чужой войны?

Невнятная мысль, что гибель фонда закономерна и соответствует всему остальному: нелепой смерти моей жены и убийству Удовиченко, гибели Сонечки – трепыхнулась в моем перегруженном впечатлениями мозгу. Постояв немного над обломками того, что было еще недавно смыслом моей жизни, я отправился восвояси.

Необремененный и свободный, бредущий в никуда в бесконечном сером пространстве… Мое неизвестное будущее таилось впереди, но что делать с собой дальше, я решительно не знал. Одна лишь мысль трепыхалась в моем сознании – все!

Теперь действительно все!

…А в это самое время Вова Былдин метался в своей научной лаборатории, сбрасывая в черный пластиковый мешок чертежи, расчеты и схемы – на предмет уничтожения улик. Такого ошеломительного успеха он не ожидал. Дом купца Фридмана, тяжеловес, переживший три войны, рухнул! Сложился, как карточный домик. Он, Вова, едва успел отбежать. У него до сих пор тряслись руки. Но в душе он был горд! Он добился своего…

И Лия, прекрасная чудесная Лия… Лия и фонд теперь навсегда вместе, ушли, как «Титаник»… Теперь никто не займет ее место, не будет сидеть в ее кабинете, подниматься по старинным ступеням…

Вова присел на продавленный стул и уставился в пространство. Прекрасное лицо Лии выплыло ниоткуда и теперь висело перед ним, чуть покачиваясь. Вова смахнул слезу и прошептал:

– Прощай, моя любовь! Прощай навсегда…

Санитарочка Лика, всунув голову в кабинет начальницы, закричала:

– Жанна Семеновна, к вам пришли!

– Кто? – рассеянно отозвалась Жанна Семеновна, не отрываясь от бумаг, которые просматривала.

– Какая-то женщина!

– Женщина?

– Ну! С виду чисто бомжиха! – ляпнула Лика и побежала дальше, громыхнув пустым ведром.

Жанна Семеновна только вздохнула, надеясь, что посетительница не услышала нелестной характеристики. Анжелика была хорошей девушкой, старательной, работала за сущие копейки и всегда говорила, что думает. На замечания она отвечала:

– А что ж тут такого? Ведь правда же!

«Простота-Хуже-Воровства» называла ее повариха Слава Романовна.

Посетительница и правда выглядела непрезентабельно – старое, теплое не по сезону пальто с облезшим норковым воротником, небрежно заколотые седые патлы, мешки под глазами.

«Пьет», – определила Жанна Семеновна и произнесла официально:

– Я вас слушаю!

– Вот! – сказала бомжиха сипло, протягивая хозяйке увесистую тряпичную сумку.

– Что это? – настороженно спросила Жанна Семеновна.

– Деньги. Доллары. Семьдесят пять тысяч! – отвечала странная тетка.

– Что? – не поверила Жанна Семеновна.

– Доллары. Вам на расширение интерната.

– Откуда они у вас? – Заведующая и не подумала взять сумку.

– Мне их дали, – сказала бомжиха. – Представьте себе, иду я по проспекту Мира… – Она вдруг замолчала, вздернула подбородок и сказала высокомерно: – Позвольте представиться! Ариадна Княгницкая!

– Та самая? – удивилась заведующая, а про себя подумала: «Не похожа, может, сумасшедшая?» А рука уже тянулась к телефону… вот только кому звонить? В полицию или в «Скорую»?

– Ариадна Княгницкая одна! – гордо ответила женщина, всматриваясь в лицо заведующей в тщетной надежде увидеть на нем восхищение. Не увидев, пробормотала: – Последнее время я была… несколько не в форме… я пережила страшную трагедию… умер мой муж, прекрасный, удивительный человек!

«Сейчас попросит деньги», – подумала опытная заведующая, начисто забыв о долларах в сумке.

– Примите мои соболезнования, – сказала она, решив ни в чем не перечить посетительнице.

– Спасибо, – с достоинством ответила та.

Удивительное дело, стоило женщине назвать свое имя, как голос ее, тон, даже осанка изменились. Перед заведующей сидела пожилая, несколько неухоженная, но вполне респектабельная немолодая дама с манерами вдовствующей герцогини.

« Ариадна Княгницкая », – представлялась она в свое время, и имя ее производило магическое действие на окружающих – двери распахивались, собиралась толпа жаждущих посмотреть на известную феминистку, а соперники по журналистскому цеху тихо отползали в сторону. Характер у Княгницкой был стервозный, язык раздвоенный, как жало змеи, а пронзительный голос напоминал пожарную сирену. Материалы ее читали. Она клеймила недостатки с убойной силой бешеного быка, безошибочно находя нужные и неизбитые слова, высказываясь на заезженные темы морали, взаимотношения полов, пьянства и вырождения генофонда при общем попустительстве коррумпированных властей и считалась специалистом по гендерным вопросам.