Галина Романова - Семь лепестков зла

– Теперь никто не скажет, – уже жестче повторил начальник. – И не позволит никто раздувать это ДТП до вселенских размеров. У тебя времени, что ли, до хренища? Я не понял! А то работой завалю!..

Вот приблизительно такой разговор состоялся у Иванцова с начальником. Это Альбине донесли знакомые, неплохо к ней относившиеся сотрудники отдела, где работал Иванцов.

– Не парься, Альбина, – утешали они ее напоследок. – У него на тебя ничего нет, кроме злости! Ты, говорят, отказать ему посмела, так?..

Всех интересовали подробности. А как она ему отказала? А при каких обстоятельствах? А как далеко Иванцов зашел в своих притязаниях?

Она подозревала, что в отделе делаются ставки на их возможный или, наоборот, невозможный роман.

Противно! Ей это все было противно и неинтересно. И Иванцова с его мелкой местью она не боялась. И вообще…

Ей было не до этого! Она была в горе, в трауре, если угодно. И не потому, что надеялась когда то вернуть Владика, а потому, что ей было его очень жалко. Он не заслужил такой страшной смерти. Он был хороший и правильный человек. А судьба обошлась с ним так.

Она побывала в морге, она видела его изуродованное тело, размозженный череп. Говорила с патологоанатомом. Он сказал, что некоторые травмы могли быть получены погибшим как в результате аварии, так и до нее.

– Если перерыв во времени очень мал, то установить сложно, Альбиночка, – жалеючи ее, говорил старенький Вениамин Сергеевич. – Если, допустим, его по голове ударили и переломили свод черепа часов за десять, то тогда… А так… Сложно… А ты чего так разволновалась то? Знакомый твой?

– Да, хороший знакомый.

– Знаешь, что я тебе скажу…

Вениамин Сергеевич опасался класть ей руку на плечо, мало ли, вдруг брезгует, просто обнимал ее взглядом, успокаивая тем самым.

– Нам ведь трудно поверить в гибель близких. Такую вот нелепую, безвременную. Хочется, чтобы кто то за это ответил, так ведь?.. Но отвечать бывает некому. Кроме него… – и Вениамин Сергеевич показал пальцем в потолок. – Он и судья нам, и палач. Авария это, девочка, просто авария.

Она почти бежала оттуда, прижимая к носу сильно надушенный платок. Ее не тошнило. Она задыхалась от слез.

Ей было очень жалко Владика. Очень!!! И она не могла понять, черт побери, почему он на такой бешеной скорости вылетел из проулка? Почему летел потом, как ненормальный? И где был в промежуток времени между тем, как он выскочил от дома Рыковых, и своей гибелью? Где был, что делал, с кем общался?

Честно? Ей очень хотелось это выяснить. И это тоже было причиной ее скоропалительного отпуска, в который она удрала тайком от Сучкова. Он бы догадался и не отпустил. А ей надо!

Через час после разговора с матерью Альбина выбралась из душа, оделась в банный халат, вытерла волосы, быстро высушила феном, разметала щеткой так, как она любила – хаотично. Взглянула на себя в зеркало. Выглядела она паршиво. Никакого доверия к девице с таким замученным взглядом, такими кругами под глазами и… таким пухлым ртом. Институтка! Кто пустит ее на порог редакции, где работал до своей гибели Владик? Никто! Да если еще вспомнят тот скандальный случай, когда она о нем справки пыталась навести!

Нет, шансов разговорить кого то из его конторы – ноль.

Куда тогда подаваться? С кем встретиться? С кем поговорить?

Решила начать с его квартиры. Она помнила, где он жил раньше. Надеялась, что не переехал.

Не переехал. И даже замок не поменял. Ключ, который у нее был, прекрасно справился с задачей. Дверь открылась без препятствий. Дальше оказалось хуже.

В квартире кто то был! Это она поняла сразу, как вошла. Почему тогда не открыли? Она звонила, прежде чем воспользоваться ключом, забытым у нее Владиком.

– Эй, кто здесь? – громко позвала Альбина, прижимаясь к створкам шкафа-купе в прихожей.

Тихо! Но кто то точно был. Она слышала, как поскрипывает пружина на диване. Одна всегда скрипела, возле левого подлокотника. Слышала осторожное дыхание.

– Эй, стрелять буду! Я из полиции! Кто здесь?!

Ей сделалось так страшно, что захотелось чуть шагнуть в сторону, потянуть на себя дверную ручку и очутиться по другую сторону двери. Там было безопасно!

– Последний раз спрашиваю!..

– Не тарахти, – перебил ее ленивый и очень грубый мужской голос. – Иди сюда, покалякаем, девочка.

Ей не следовало идти. Она это понимала. Слышала угрозу в этом голосе. Специфичная речь подсказывала, что за стеной не главный редактор и даже не его заместитель. Там кто то очень опасный. И все равно пошла.