Галина Романова - Семь лепестков зла

У него все получится! Все!!!

Вот он – простой клерк в тесной келье из пластика, рьяно молотит пальцами по компьютерной клавиатуре, делает пометки в блокнотах, лепит стикеры с памятками на стены, на монитор, на тонкую перегородку, выполняющую роль хлипкой двери. Их много, этих памяток! Их дюжина! Потому что у него куча заданий! Он умен, он востребован. И…

И вот он – уже начальник отдела! Он выбился в люди! Он справился! Но он не останавливается на достигнутом. Он движется дальше! К креслу управляющего! У него шикарная машина, красивая, умная, тактичная девушка рядом на сиденье. Она смотрит на него влюбленными, благодарными глазами. Она то уж точно никогда не позволит себе издевательский смех в его адрес!

Звонок в дверь застал Толика над гладильной доской. Он пытался реанимировать старые студенческие портки, испорченные неумелой Лизкиной стиркой. С одной штаниной вышло замечательно. Вторая вертелась, как живая, не желая складываться шовчиками вровень. И стрелка в результате выходила кривая.

Он потел, нервничал и не хотел отвлекаться, поначалу подумал даже, что кто то ошибся дверью. Надеялся на это. К нему то никто не ходил. Но звонок в дверь прозвучал еще и еще раз.

– Тьфу ты! – плюнул Толик в сердцах. Осторожно поставил горячий утюг на подставку, отключил его и пошел к двери.

На лестничной клетке стояла соседка со второго этажа – Мария Ивановна Скобцова. С той памятной ночи, когда она отпаивала его, промерзшего до костей, в своей квартире горячим чаем, он с ней больше ни разу не виделся. Даже в подъезде не столкнулся ни разу. И его это вполне устраивало. Разговор в ту ночь меж ними состоялся очень опасный, скользкий. Он проявил слабость. Она – жесткость. Тема была затронута неприятная. Он даже мучился потом пару дней, что позволил себе говорить на такую опасную тему с посторонним человеком. Потом вдруг Лизка и впрямь погибает под колесами автомобиля. И Толику и вовсе не хотелось видеть Марию Ивановну.

И тут вдруг она стоит на пороге его квартиры. Принаряженная, подкрашенная, помолодевшая. Держит в руках какой то плоский сверток, напоминающий тонкую брошюру, и улыбается ему, как старому приятелю.

– Привет, Толя, – грудным голосом произнесла она и шагнула вперед.

– Здравствуйте!

Он выставил ногу так, чтобы дверь не открылась. Он был в одних трусах. И принимать у себя никого не хотел. Тем более ее! И тем более в трусах!

Мария Ивановна, разогнавшись и встретившись с неожиданным препятствием в виде подпертой двери, едва не стукнулась в нее лбом и тут же разозлилась.

– Я войду, Толя! – приказным тоном произнесла она и ударила кулаком в дверь так, что его нога в стоптанном тапке отлетела в сторону. И она чуть тише, чуть миролюбивее добавила: – Я войду…

Мария Ивановна шла впереди него по комнатам, будто собиралась покупать его квартиру, не просто осматривала, ощупывала каждую вещь своим дерзким взглядом. Потом села в гостиной в любимое Лизкино кресло в углу под высоченным торшером, сложила ногу на ногу, обнажая дряблую коленку и ничуть этого не стесняясь, и спросила вдруг:

– Чем собираешься заниматься?

– В смысле?

Он на ходу выхватил из ванной Лизкин халат и теперь путался в длинном пояске, пытаясь его перехватить поудобнее. Халат едва прикрывал бедра, тонкий шелк комично топорщился на мужских местах, но это было все же лучше, чем стоять перед соседкой в одних трусах.

– Работать собираешься где то? Я слышала, ты уволился из грузчиков?

– Да, уволился.

Толик взглянул себе за спину и обнаружил свой диван. Тот стоял на прежнем месте, никуда не делся, значит, он может на него сесть и не торчать столбом, как на присяге, перед этой дамой. Он сел, свел колени, натянул пониже подол халата.

– Куда то устроился?

Взгляд Марии Ивановны ему не нравился. Он, переместившись с его вещей, вдруг принялся ощупывать его. От голых пяток до коленок, дальше – выше, потом до груди, не поместившейся в халат и дыбившейся мышечной массой с курчавой порослью. Потом она ощупала хищными глазами его подбородок, уши, рот, глаза. Заглянула, кажется, даже в черепную коробку. Вздохнула:

– Так устроился куда то?

– Нет. Пока нет, – поправился он тут же.

– Есть что то определенное, Толя? Какие то желания?

– Вообще то я хотел попробовать вернуться в профессию. Я ведь инженер и… – Он не понимал, почему он должен ей об этом говорить. Но говорил. – И подавал большие надежды, пока…

– Пока не женился, – перебила его соседка, легонько кивая провисшим подбородком. – Это я помню. Значит, хочешь снова стать инженером? Хочешь просиживать штаны в офисе за двадцатку? Коситься в сторону более удачливых. Завидовать им. Размышлять на тему, почему у тебя снова все не так? Почему у них заработки выше, а твои задания все круче? Н-да, Толя… Картина удручает!