Эндрю Тейлор - Загадка Эдгара По

— Они пришли туда с иной целью. Генри Франт и миссис Джонсон спрятали в леднике кое-какие ценности в надежде, что смогут начать новую жизнь после того, как банк лопнет, — вероятно, за границей и под чужими именами.

Карсуолл удивленно поднял густые брови.

— Никогда не слышал ничего более невероятного.

— Они забыли кольцо. Вернее, он забыл.

— Кольцо? А, то кольцо, что вы похитили?

— Нет, то кольцо, которое вы велели вашему лакею спрятать в подкладке моего пальто, чтобы у вас появилось законное основание для предъявления против меня ложным обвинений.

— Ложных? Ложных, говорите? Но где же тогда, позвольте спросить, кольцо?

— Не могу вам сказать. Но точно знаю, что его скоро доставят в ваш особняк на Маргарет-стрит. Но вернемся к мистеру Ноаку: он получил список ценных бумаг, отсутствовавших на момент падения банка. В их числе вексель, который был недавно обналичен в Риге.

— И как мистер Ноак это объясняет?

— Он считает, что Генри Франт инсценировал собственное убийство и все еще жив и вы с ним заключили сделку.

Карсуолл откашлялся, из его рта вылетел комок слизи.

— Прошу вас просветить меня на этот счет.

— Вы помогаете ему обналичивать векселя и, вероятно, продавать и другие ценности. Мистер Франт не осмеливается делать это сам, даже за границей, поскольку он виновен не только в хищениях, но и в убийстве на Веллингтон-террас. Мистер Ноак установил, что вексель, обналиченный в Риге, побывал у одного нотариуса в Брюсселе, с которым вы часто ведете дела.

— Как и многие другие, без сомнения. Но какая же мне польза от этой нелепой сделки?

— Вам, сэр? Ну, вы получаете свою долю, разве нет? А вдобавок возможность обладать женой мистера Франта.

Лицо Карсуолла, уже бордовое, потемнело еще больше. Он изучал циферблат своих часов, а грудная клетка вздымалась и опускалась:

— Редко мне приходилось слышать такую чушь, — наконец сказал он.

— Но эта чушь объясняет, почему мы вчетвером оказались в этой комнате.

Иверсен покашлял, напомнив Карсуоллу о своем присутствии.

Карсуолл повернулся к нему и ткнул в Мэри-Энн:

— Дайте-ка этой неряхе лекарство от всяких глупостей.

— Зачем, сэр? — спросил Иверсен. — Мне показалось, молодой человек и так разговорился.

— Да что с вами такое?

— Девчонка — моя служанка, и она умеет хранить в тайне свои беды. А если раздробить ей руки, то на нее не позарится ни человек, ни зверь.

Я сказал наобум, только чтобы отвлечь Карсуолла:

— Но есть еще один вопрос, на который мистер Ноак желал бы найти ответ.

— Да? — Карсуолл нажал кнопку репетира на часах, и они издали тонкий писк. — Этот Ноак идиот: ну сунул он свой американский нос в мои дела, а что толку?

— Он хотел бы знать, понимаете ли вы, что выставляете себя на посмешище, когда пытаетесь купить этого лицемерного святошу-баронета, чтобы он женился на вашей ублюдочной дочери и ваших деньгах, добытых преступным путем. Знаете ли вы, что весь свет ухмыляется, видя ваше желание передразнивать. А еще ему интересно, умрете ли вы своей смертью, сэр, или отправитесь на виселицу, что вы вполне заслужили.

Я говорил все громче и громче, поскольку страсть изливалась из тайника в моей душе. Ноак не задавался этими вопросами, зато они интересовали меня, и мне нечего было терять, поскольку я и так все уже потерял. Когда я закончил, то в душной комнате повисло молчание. Иверсен смотрел на Карсуолла, и на его лице застыло какое-то отрешенное, почти веселое выражение. Лицо старика пошло от злости белыми пятнами. Я услышал совершенно отчетливо писк часов Бреге.

Карсуолл с ревом вскочил со скамьи:

— Ах ты мерзавец! Подлец! Ничтожество!

— Вам стоит знать, что миссис Франт ненавидит и презирает вас, — тихо сказал я. — Меня удивляет, что вы так сильно желаете обладать ею. Причина в том, что она жена Генри Франта? Вы так сильное ненавидите его? Франт заставил вас ощутить, что он ваш хозяин. Да, сэр, вы не ослышались, ваш хозяин.

Карсуолл потряс перед моим носом кулаком с зажатыми в нем часами.

— Я увижу твои страдания, мерзавец, уверяю тебя! Эй, ты! — на этот раз он обратился к Иверсену. — Ну-ка, подержи его руку, черт тебя подери. Я переломаю все кости в его теле. Я… Я…

Карсуолл замолчал, когда волна гнева, словно ток, побежала по жилам, заставляя его дрожать, судорожно подергиваться и извиваться. Он открыл рот, но оттуда не вырвалось не звука. Старик смотрел на меня в упор, но в его взгляде больше не было злости. На его лице читалось непонимание, растерянность и даже мольба. Потом он охнул, словно ощутил неожиданный булавочный укол. Ноги подогнулись, и старик рухнул подле печи, уронив при падении кочергу, которая упала с грохотом, словно выстрелили шрапнелью.