— У тебя что-нибудь случилось? — спросил я.
— Очень неудачный день в «Блэкстоун».
— Ну, рассказывай.
— Все плохо, — продолжала Дейл, — с начала и до конца. Тебе будет не интересно.
— Все равно расскажи.
Помимо остальных небольших и досадных неприятностей, которые могут свести с ума любого адвоката, больше всего Дейл беспокоила встреча в самом конце ее рабочего дня, когда ей нанес визит адвокат, представлявший на бракоразводном процессе интересы некоего мужа. Дейл на том же процессе представляла интересы жены, и роль эта была ей не по душе с самого начала, хотя бы потому что на стороне мужа выступал мужчина, а сторону жены представляла женщина, все уже заранее было расписано, разложено по полочкам, и все роли распределены по половому признаку: мальчики с мальчиками, девочки с девочками. Пока она рассказывала мне все это, рука моя покоилась на ее прикрытой нейлоном груди, и когда я неожиданно отдернул руку, словно мне стало горячо, Дейл тут же притянула ее обратно к себе («Не дури, Мэттью», и затем сама положила ее к себе на грудь за V-образный вырез пеньюара.
Сначала Дейл решила, что адвокат противоположной стороны пришел к ней для того, чтобы обговорить детали бракоразводного договора. Вот уже несколько последних месяцев они безрезультатно торговались из-за алиментов и выплат на содержание, и поэтому-то Дейл, повинуясь логике, сделала для себя предварительный вывод о том, что он пришел к ней сегодня под самый конец рабочего дня, чтобы предложить что-нибудь более разумное, чем те цифры, на которых он так непреклонно настаивал еще во время их последней встречи перед рождеством. На этот раз первые двадцать минут своего визита он даже и словом не обмолвился ни об алиментах, ни о прочих выплатах, предпочитая вместо этого рассказывать о купленном им совсем недавно новом катере, а заодно и узнать о самой Дейл, что да, она замужем еще не была, и что в общем-то особых привязанностей у нее нет, и что ее не слишком занимают водные виды спорта и она была бы очень признательная ему, если бы он перешел бы непосредственно к цели своего визита, если у него на самом деле была какая-нибудь цель.
— Знаешь, Мэттью, к тому времени он мне уже порядком поднадоел и даже уже начинал раздражать, — говорила она мне, — и да, милый, я знаю, я прекрасно знаю, что хуже нет, когда юрист начинает выходить из себя при встрече с представителем другой стороны, это я знаю, но ведь этот тип уже начинал намекать, что не плохо бы нам с ним было встретиться, — боже мой, и это все вместо того, чтобы перейти к действительно важным — по крайней мере для меня — вопросам, касательно развода моей клиентки, который она пытается получить в течение вот уже целых восьми недель, с тех пор как она еще задолго до рождества покинула дом мужа, забрав с собой своего семимесячного сынишку.
Я заметил, что Дейл уже во второй раз в своем рассказе упомянула о рождестве; и я вдруг подумал о том, что Викки и Эдди Маршалл каждый год посылали друг другу открытки с рождественскими поздравлениями. Я также припомнил — и это тоже очень взволновало меня еще на похоронах, когда мне довелось услышать, как Блум расспрашивал Маршалла — что Викки даже не упомянула в своем рождественском послании о скорой премьере в «Зимнем саду», которая ожидалась менее чем через две недели после рождества. Мне это все же казалось очень странным — а Дейл все рассказывала:
— …в течение следующих пяти минут, что на самом деле перед ним стоят две цели. Первая — это убедить меня в непорочной нравственности его клиента, а также и еще одна — хоть она и была довольно утонченной, но не настолько, чтобы не заметить ее вовсе. Представляешь, он ничего не упустил, перечисляя такие достоинства своего клиента, как честность, добродетельность, целомудрие, набожность, способность к состраданию, честность — или я уже упоминала о его честности? — а также то, что его клиент ко всему прочему еще является очень способным игроком бейсбольной команды Первой Пресвитерианской церкви. И выдавал он это все, как будто его перед этим запрограммировали — мой клиент так честен, что он однажды; мой клиент такой добродетельный, что он даже; мой клиент такой целомудренный, что он иногда; мой клиент такой набожный и так далее и тому подобное до бесконечности. И как будто бы всего того было недостаточно, он снова повторил все заново, мой клиент такой, мой клиент сякой. Короче, словно вооруженный грабитель, которого видели входящим в восемь часов вечера в винный магазин с обрезом под мышкой, но зато он точно запомнил, во сколько начинается сеанс в кинотеатре — например, в семь-тридцать, если уж на то пошло — и даже может точно рассказать тебе, кто и кого целовал ровно в восемь часов на экране в темном зале старого доброго «Биджо» на Мейн-Стрит, но который, мой дорогой, уже давно снесен, чтобы на том месте появился бы еще один супермаркет. Мэттью, ты понимаешь, о чем я говорю? Он старался создать алиби своему клиенту, пытаясь обелить его, расписать передо мной как святого, и как будто бы это совсем и не жена его клиента впервые пришла ко мне в офис с фингалами, которые муженек поставил ей за то, что она имела наглость застукать его в постели с дешевой потаскушкой, что работает на разделке устриц в «Даунтаун Марин». В последствии бедная женщина показывала мне еще синяки на ногах и груди, нечего сказать, достойный образчик южной набожности и воспитанности. И вот это и есть ее муженек, замечательно играющий на второй базе за церковную команду. Это было его первой задачей. Алиби. Выдача рекомендаций.
Читать дальше