Мария Брикер - Босиком по снегу

— Сука, — тихо сказал Влад и нажал на газ.

— Вот и славненько, — усмехнулась Нина и добавила: — Что она в тебе только нашла? Просто удивительно! Неужели на смазливую мордашку купилась? Впрочем, ты действительно хорош. А фигура! Зарядку, наверное, каждое утро делаешь? Чудный, чудный мальчик, — Влад резко нажал на тормоз, машина нервно вильнула на дороге и чуть не съехала в кювет. — Что ж ты такой нервный? — рассмеялась Нина, бесстрашно глядя в его пылающее от ненависти лицо.

Да, неплохие уроки ей дали на зоне. Смотреть противнику смело в глаза, даже когда поджилки трясутся. Учили, учили, но, видно, не доучили. Глупо было его провоцировать. Она понимала это, но ничего поделать с собой не могла. Сейчас этот «милый мальчик» звезданет ее по физиономии, выкинет из машины, и придется ей добираться до Москвы пешком. Дура, сама виновата, дура, дура, дура… Она внутренне напряглась, размышляя, стоит ли сопротивляться и напоследок расцарапать мальчишке лицо или же принять все, как должное, и гордо удалиться. А дальше — так же гордо топать по пыльной дороге, по жаре на станцию, потом пару часиков трястись в душной электричке, или сколько там до Москвы… Мда, перспективка… Пожалуй, все-таки следует на прощанье расцарапать эту смазливую рожу, решила Ниночка и приготовилась с обороне.

Влад внезапно переменился, посмотрел на нее так, словно она стала для него центром вселенной, рывком притянул к себе и поцеловал в губы — нежно, требовательно, искусно. Мир перевернулся вверх тормашками, закружилась голова, и она непроизвольно подалась ему навстречу.

Он так же резко оттолкнул ее и расхохотался. Да, он знал себе цену и легко продемонстрировал ей все свои достоинства. Какая сволочь, однако! Такой идиоткой она не чувствовала себя уже давно, разве что на суде, когда плела полную ахинею про вокальные данные супруга и помутнение рассудка. Но это было гораздо легче, чем рассказывать всем, как ее муж, член… партии, принимает у своих студенток экзамен по истории КПСС.

— Больше никогда не смей называть меня чудным мальчиком, поняла? Я этого терпеть не могу, — сухо сказал Влад, довольный своей победой, и вновь нажал на газ. Пускай радуется, подумала Ниночка, отвернулась к окну и решила больше не провоцировать амбициозного юношу. — Да, кстати, — очень скоро Владу ехать в тишине стало скучно, — Томкина мать говорила, что тебе уже тридцатник? Ты неплохо выглядишь для своих лет! А если тебя отмыть и причесать, то… В общем ты, конечно, старовата для меня, но если вдруг захочешь развлечься — звони, я уважаю женщин в летах. Томка, например, тоже меня на два года старше…

— Слушай, заглохни уже. Мне плевать, кого ты там уважаешь. Двадцатитрехлетние сосунки совсем не в моем вкусе, — резко осадила его Нина: мальчишка действовал на нее, как красная тряпка на быка.

— Да? — ехидно воскликнул Влад. — А мне только что показалось иначе. Или тебе после трех лет воздержания все равно, с кем?

— Ты мне надоел! — сорвалась Нина. — Достал! Кретин безмозглый! Самовлюбленный болван! Лучше бы я поехала на поезде! Господи, за что мне такое наказание? Только вышла — солнышко светит, травка зеленеет — мне бы радоваться и спокойно наслаждаться свободой. Нет же, и двух шагов от зоны не успела отойти, и вот тебе, пожалуйста — искушение вернуться обратно по той же самой статье!

— Да ладно тебе, — миролюбиво прервал он ее. — Хоре беситься, я же просто пошутил. Лучше о Томке расскажи. Как там она?

— Приболела. Кашляет сильно, — устало сообщила Нина.

— Курит, наверное, как паровоз, вот и кашляет, — засмеялся Влад.

— Она из ШИЗО не вылезает, а там сыро и холодно…

— Значит, даже на зоне не угомонилась, оторва, — нежно сказал Влад и улыбнулся. — Я ведь за это ее и полюбил. Сорвиголова баба. Вернется, рассчитается по долгам, и заживем мы с ней!

— Господи, Влад, до чего же ты… Неужели ты до сих пор не понял, что тебе больше ничего не светит? Она любила тебя, но ты ее предал, а такие, как она — предателей не прощают. Мой тебе совет, Влад: как только ее срок подойдет к концу — беги, беги так далеко, чтобы она тебя не нашла. А она будет тебя искать и не успокоится, пока не убьет. Ты не понимаешь, она только этим и живет.

— Почему ты мне все это рассказываешь? — нервно тряхнув головой, спросил он. — Кажется, ты говорила, что Тома — твоя близкая подруга.

— Именно поэтому я и ставлю тебя в известность. Я не хочу, чтобы она сразу же после освобождения вновь попала за решетку из-за такой мрази, как ты, — жестко сказала Нина, — сказала, потому что должна была так поступить: отомстила за подругу, но в душе ей почему-то было жалко этого мальчишку. Пожалуй, Томочка слегка преувеличивала, когда рассказывала ей о гнусном поступке своего любовника, решила Ниночка и отчаянно зевнула.