Фредерик Дар - Любовник на двоих

— Элен, вы что-то скрываете от меня…

— Ну что вы, Виктор!

Я даже дрожал от волнения. Слюну тяжело было проглотить… Ноги стали ватными — подступал страх.

— Где флакон?

— Я вам повторяю, что…

— Послушайте, если Ева выпила снотворного, она не смогла бы спуститься по лестнице. Того, что было в этом стакане, хватит, чтобы усыпить полк! Да, кстати, на краях стакана видны следы помады. И это цикламеновая помада, которой пользуется ваша сестра, вы ведь не будете спорить!

Элен ничего не ответила.

Я стремительно вышел — она отступила в сторону.

Дрожь моя становилась все сильнее.

Мы дошли до спальни сестер. Я еще раз осмотрел ее, потом опять вышел в коридор.

Мне уже дышать становилось трудно.

Тишина в доме была мертвая. Как в храме… А Элен ведь храм приснился!

Я вошел в комнату, где раньше спала Ева. Дверь до сих пор не была починена, хоть мы и вызвали несколько дней назад столяра.

И эту комнату я осмотрел еще раз.

Внезапно внимание мое привлекла деталь, на которую я совершенно не обратил внимания в ту ночь, когда взламывал дверь…

Задвижка была цела так же, как и щеколда на косяке!

Вы понимаете?.. Это означало, что, когда я взламывал дверь, она была закрыта на ключ, а не на задвижку, как я подумал тогда. А подумал я так лишь потому, что так мне сказала Элен…

Пока я рассматривал эту задвижку, взгляд Элен так и застыл на мне — вялый и бессильный.

— Элен… — повернулся я к ней.

— Что?

— Той ночью, когда я прибежал сюда, я поверил вам, что дверь заперта изнутри — на самом же деле вы закрыли ее на ключ после того, как вышли из комнаты!

— Вы с ума сошли!

— А я вот начинаю думать, не вы ли сошли с ума?

— Я запрещаю вам оскорблять меня!

Я схватил ее за руку и рванул к себе.

— А перед тем, как я взломал дверь, вы велели мне пройти в ванную, чтобы я лишний раз удостоверился, что Ева заперлась изнутри! Да вы создали в доме самый настоящий психоз!

— Но это же все не правдоподобно, Виктор!.. Что это вдруг на вас нашло?

Вместо ответа я схватил Элен за ногу и сорвал с нее туфлю. Я перевернул туфлю подошвой кверху — на ковер посыпался песок.

— Элен! — закричал я. — Вы утверждаете, что не выходили сегодня ночью из дому, а в вашей туфле — песок!

Это ее и добило!

Она раскрыла рот, но так ничего и не смогла сказать.

— Вы ненавидите вашу сестру, да? — спросил я.

Элен тихо заплакала. Отступила к банкетке и уселась.

— Не могу я больше, — прошептала она так тихо, что я едва расслышал ее. — Нет, я, правда, больше не могу, Виктор…

Что мог я сказать?

История подходила к концу — ей уже нечего было скрывать.

И сил у нее действительно больше не оставалось — я это видел.

— Долгие годы я была узницей этой проклятой коляски. Вы понимаете?

— Да, — ответил я.

Я и в самом деле понимал эту драму сестринского долга.

Элен пожертвовала своей свободой, молодостью…

И вдруг однажды она увидела свою жизнь во всем ее безрадостном свете…

— Инвалидом на самом деле была я, Виктор…

— Но зачем этот маскарад? Зачем мучить Еву, в то время как достаточно было ее бросить?

— Мне не хватало мужества бросить ее.

— Но вы нашли в себе мужество играть с ней ужаснейшую из комедий! Вы искали способ внушить ей, что она душевнобольная и ходит, не зная того! Вы отдаете себе отчет, насколько это жестоко?

— Не ей я хотела это внушить…

— А кому — мне?

— Да, Виктор, вам.

— Но зачем? Объясни мне ради Бога!

Она опустила голову. На лбу у нее обозначилась глубокая морщина. Челюсть у нее выдавалась теперь вперед, и Элен уже совсем не казалась мне красивой.

— Затем, что для исполнения моего плана нужно было, чтобы все поверили в ее ночные отлучки… Вот почему я и разыгрывала весь этот спектакль… Идея пришла мне в голову в тот день, когда вы поделились со мной своими сомнениями… Я увидела вдруг долгожданную возможность избавиться от нее.

— Вам — избавиться от нее!

Мне стало не по себе от такого признания.

— А где она теперь? — спросил я и сам удивился: как могло так случиться, что поинтересовался этим только сейчас, задав прежде кучу других вопросов?!

— Не знаю…

— Вот еще! Где Ева?

— Я… я вынесла ее из дому…

— Где?

— Я отнесла ее в лес…

— Пойдем за ней.

Мне стало очень тяжело на душе. Жизнь казалась бесконечно гнусной. Отвратительная интрига Элен была мне так противна, что любовь моя сменялась презрением.

— Ну, идем!

Она покачала головой:

— Нет, нет… Идите одни… У меня сил нет…