— Это квартира Яцека. Он их туда отвез, а мне не сказал.
— Врешь!
— Выбирайте выражения, господин генерал-майор, — хмуро посоветовал Гольцов.
— Врет? — обернулся Полонский к Михальскому.
— Нет. Мы придерживаемся одного правила: зачем врать, если от этого ни пользы, ни удовольствия?
— Ты не сказал своему другу, куда отвез Рахиль и Вахида?
— Да, не сказал.
— Не верю! Почему?
— Как раз поэтому. Чтобы на ваш вопрос, знает ли майор Гольцов, где семья профессора, он мог бы вам с чистой совестью сказать «нет».
— Похоже, вы оба считаете себя очень умными. Так я вам докажу, что вы ошибаетесь, — пообещал Полонский и повернулся к Гольцову: — Кто мне сказал, что семью профессора Русланова украли? Не ты?
— Это сказали вы.
— А что она исчезла? Ты!
— Владимир Сергеевич, я сказал, что Рахили Ильиничны и сына нет ни в Краскове, ни в московской квартире, ни в лицее. И больше я не сказал ничего. А вы дали волю своему воображению. Я-то при чем?
— Почему ты не доложил, что семья профессора Русланова спрятана в безопасном месте?
— Меня об этом никто не спрашивал.
— Ты думаешь, эти словесные штучки тебе помогут?
— Это решать вам.
— Ладно, — подумав, кивнул Полонский. — Давайте по делу. Значит, вы увезли Рахиль Ильиничну и Вахида в то же утро?
— Так точно. За ее домом следили три чеченца. Ей грозила опасность. Мы не могли ждать, пока раскачается ваш ГУБОП или ФСБ.
— Вы что, запихнули их в багажник и увезли?
— Конечно нет. Мы прошли через заднюю калитку, вошли в дом и поговорили с ней, — объяснил Гольцов. — После этого она согласилась с нашим предложением исчезнуть.
— Подробней! Что вы ей сказали?
— Мы спросили, знает ли она, где ее муж? Она сказала: нет, чеченские мужчины не посвящают женщин в свои дела. Тогда я спросил, знает ли она, что ее муж попал в беду. Она сказала: я это чувствую. Владимир Сергеевич, вы летели с ней вместе почти три часа. И общались. Неужели вы не поняли, что это за женщина?
— Кое-что понял.
— Что вы поняли?
— Ну что она очень необычная женщина. Красавица, но не это главное. В ней чувствуется глубина, тайна. Нет, не берусь точно определить.
— Тогда скажу я, — предложил Гольцов. — Я разговаривал с ней минут сорок, но потом много о ней думал. И вот что понял. Все мы живем в каком-то пустом водевильчике. Жанр нашей жизни: трень-брень, мыло. А она живет в жанре трагедии.
— Интересное наблюдение. Как ты это понял?
— Я показал ей ксерокопию факса профессора Русланова. Сделал я ее, чтобы ввести в курс Яцека. Но потом решил показать ей. Знаете, что она сказала? Она сказала: «Вот и ему принесли повестку из военкомата. Вот и в наш дом пришла война». И если бы видели, как она это сказала!
— Как?
— С улыбкой. С такой улыбкой, что… Нет, не могу я это определить.
— Да, — подтвердил Михальский. — Я человек толстокожий, но и у меня мурашки пошли по спине. Первый раз в жизни я подумал: а правильно ли я делаю, что женюсь на всех подряд? Может, стоило подождать, пока встретится такая женщина?
— Дальше, — кивнул Полонский.
— Я могу приводить разные доводы, почему мы вмешались в ситуацию, — снова заговорил Гольцов. — Они все будут правильными. Но главное не в этом. Я увидел какую-то другую форму жизни. И я подумал: если она исчезнет, то станет беднее и пошлее и моя жизнь. Мы спасли эту форму жизни. Можете увольнять меня, отдавать под суд, но об этом поступке я не пожалею никогда.
— А не пропустить ли нам граммчиков по пятьдесят? — прервал наступившее молчание Михальский. — Владимир Сергеевич, вы разрешите вас угостить?
— Разрешаю. Только не по пятьдесят, а по сто.
— А я как сказал?
— Да, Гольцов, озадачил ты меня, — проговорил Полонский, когда Яцек отошел к стойке бара. — Все это ни в какие ворота не лезет. Но… Молодец, парень. Правильно сделал. И хорошо, что об этом сказал. Все, закрыли тему. Дальше только о деле. И ни о чем больше.
Вернулся Михальский с тремя тяжелыми хрустальными стаканами, сообщил:
— Виски «Чивас Ригал». Судя по цене, хорошее. Ваше здоровье, Владимир Сергеевич!
— И тебе не болеть, — отозвался Полонский и сделал крупный глоток. — Как ты оказался в Вене?
— Совершенно случайно. Решил проветриться на пару с другом.
— Французские легионеры — твои дела?
— Немножко есть.
— Я как только увидел тебя, так сразу это и понял. Кто отсек слежку за «Нивой» Рахили Ильиничны?
— Слежку? А, трое кавказцев на «четверке»! Мои ребята. Из «Кондора». Я позвонил им и попросил избавить беззащитную женщину от нахальных преследователей.
Читать дальше