— Я не видел тебя десять дней, — сказал Асланбек.
— Десять лет, милый. Сто лет. Вечность.
— Да, вечность, — согласился он и только тут увидел ее — не только глаза, всю: с короткой мальчишеской стрижкой, сделавшей ее лицо совсем юным. Волосы! — закричал он. — Где твои волосы? Ты постриглась?
— Тебе не нравится?
— Нет! Мне нравится! Но… И ты покрасилась. Зачем? — спросил он и вдруг понял: — Ты… поседела?
Она улыбнулась:
— Это не самая большая плата за то, что нам пришлось пережить.
— Но ты же ничего не знала!
— Нет, милый. Я знала все.
— Откуда?!
— Мы поговорим об этом потом. Мы не одни.
И только тут Асланбек обнаружил, что рядом стоят Гольцов и Михальский и делают вид, что смотрят по сторонам, а от таможни к нему несется, бросив деда, Вахид. Асланбек обнял кинувшегося ему на шею сына, потом поставил его на пол, присел перед ним и сказал:
— Смотри мне в глаза. А я буду смотреть в твои глаза. Рахиль, ты видишь? Я прямо смотрю в глаза нашему сыну! Ты видишь? Рахиль, ты видишь?
— Вижу, милый, — ответила она. — А я в этом не сомневалась.
Подошел Илья Маркович, обнял зятя, отметил:
— Похудел. Мало ешь? Есть надо много, если есть чего есть, потому что никто не знает, будет ли чего есть завтра.
Человек в светлом плаще поставил на пол сумку, которую он помог поднести, но почему-то не уходил.
— Познакомься, Рахиль, — спохватился Асланбек. — Это мои друзья.
— Познакомься? — почему-то удивилась она. — Но мы знакомы. Здравствуйте, Георгий. Здравствуйте, Яцек.
— Здравствуйте, Рахиль Ильинична, — неловко поклонился Гольцов, а Михальский склонил свою огромную бритую голову и поцеловал ей руку.
— Вы знакомы? — нахмурился Асланбек. — Где это вы познакомились?
— Как — где? Все это время мы с Вахидом жили в квартире Яцека в военном городке. По соседству с семьей Георгия.
— По соседству с моей семьей? — с недоумением переспросил Гольцов.
— Ну да. Вахид очень подружился с вашим сыном. У вас замечательный сын, Георгий. И замечательная жена. И теща у вас замечательная. Они очень вас любят.
— Но умело это скрывают, — буркнул Гольцов.
— Нет, Георгий, нет. Вы сами не даете им возможности любить себя. Почему вы боитесь быть слабым, несчастным? Просто усталым? У вас всегда все о'кей? Да нет, так не бывает. Ну так и не зажимайте это в себе. Дайте им что-то сделать для вас. Чем больше они будут делать для вас, тем больше будут любить. Дайте им, в конце концов, возможность пожалеть вас, поухаживать за вами.
— Дам, — хмуро пообещал Гольцов. — Вернусь, нажрусь в стельку и засну на пороге. Вот и пусть ухаживают.
— И это, между прочим, не такой уж плохой вариант, — серьезно проговорила Рахиль. — Это, как вы поняли, наш сын. Это мой отец, Илья Маркович. А это наш попутчик Владимир Сергеевич. Он очень трогательно о нас заботился и всю дорогу развлекал смешными историями. Он сказал, что он инженер-сантехник, но мне кажется, что артист.
— Он не просто артист, он очень большой артист, — подтвердил Гольцов. — Здравия желаю, товарищ, генерал-майор.
— Генерал-майор? — переспросила Рахиль.
— Владимир Сергеевич — начальник Российского национального бюро Интерпола.
— Мент! — радостно закричал Илья Маркович. — Ну точно! A я чую — мент! У меня на них глаз-ватерпас. Все-таки не ошибся! Но среди ментов тоже попадаются нормальные люди. Редко, но попадаются.
— Почему же вы назвали себя сантехником? — спросила Рахиль.
— Я имел в виду сущность моей работы, — объяснил Полонский. — Правильнее было бы даже сказать — ассенизатор, но я побоялся, что вы всю дорогу будете ко мне принюхиваться. Рахиль Ильинична, вы с дороги устали. Давайте мы посадим вас в такси, а я немного задержусь. Мне нужно побеседовать с этими молодыми людьми.
— Так вы и с ними знакомы?
— Немного. Майор Гольцов — мой подчиненный. И этого типа я тоже знаю. Он две недели таскал меня по Сахаре. Я тебе эту Сахару, Михальский, никогда не забуду. Я чувствовал себя верблюдом. Езжайте в отель. Асланбек Русланович, мы с вами встретимся позже. Нам есть о чем поговорить.
— Ну, докладывайте, — не предвещающим ничего хорошего тоном предложил Полонский, когда они посадили в такси семейство Руслановых и устроились за столиком в баре аэровокзала. — Значит, ты, Гольцов, не знал, где семья Русланова? Мы все с ног сбились, а он помалкивает. Он ничего не знает!
— Так точно, я ничего не знал, — подтвердил Гольцов.
— Бесстыжие твои глаза! Как ты мог не знать, если они жили в одном доме через стенку с твоими?
Читать дальше