Феликс Меркулов - Он не хотел предавать

В первые минуты знакомства фоторепортер «Ле Монд» проявил к варшавскому коллеге сдержанные чувства, опасаясь, что Яцек чего-нибудь у него попросит. Но Михальский ничего не просил, и лемондовец расслабился. Яцек щедро угощал земляка пивом и побрехушками из варшавской жизни. Послушать его, так в «Газете Выборчей» лемондовского перебежчика до сих пор считают лучшим фотокором всех времен и народов. Ни один коллективный сабантуй не обходится без здравиц в его адрес, а его старые снимки до сих пор украшают кабинет редактора отдела информации, и на них равняется молодежь.

Узнав о своей невероятной «посмертной» славе на родине, лемондовец едва не зарыдал. А уж к Яцеку проникся такой симпатией, что, обняв его одной рукой за плечо, а другой ударяя себя в грудь, громким шепотом принялся честить своих нынешних работодателей:

— Лягушатники, холера! Нас прямо за людей не считают. Правду тебе говорю! Жалею порой, что уехал. Работать не дают, холера! За все время редактор, чтоб его разорвало, ни одного моего снимка на первую полосу не выпустил.

Часа через три приятели решили покинуть виртуальный мир кибер-кафе и вернуться в реальность, тем более что Яцек прозрачно намекнул на одно очень важное дельце, ради которого он, собственно говоря, и очутился на родине Бальзака и Депардье. Поклявшись хранить верность дружбе до гробовой доски, земляки разошлись, чуть пошатываясь и обменявшись на прощание телефонами и адресами.

На языке Яцека это и означало — «дозревать».

На следующее утро русский постоялец сорок пятого номера позвонил по телефону в фирму «Avis», назвал номер своей кредитной карточки и международной страховки и договорился взять напрокат автомобиль.

Затем он забрал из сейфа отеля свой ценный пакет и уехал на такси. Однако на набережную Сены к Музею д'Орсе русский прибыл на арендованной машине. Он припарковался на стоянке ровно в 9:30 — время открытия музея. Опломбированный пакет с шедевром Шабо запер в багажнике.

Оглядевшись по сторонам, Георгий увидел на противоположной стороне улицы, под полосатой маркизой букинистической лавки, Яцека Михальского. Тот со скукой во взгляде изучал старинные книги и карты, переходя от лотка к лотку.

Георгий позвонил ему на мобильный.

— Карауль охотника с собакой, — сказал он. — Я пошел.

— Ни пуха ни пера, — пожелал Яцек.

— Земляк уже здесь?

— С минуты на минуту прибудет. Успеешь.

— Как он хоть выглядит?

— Я его приведу. Ты узнаешь.

— Смотри в оба за машиной!

— Ты же знаешь, у меня глаза на затылке, — ответил Яцек, в эту самую минуту провожая взглядом шикарную мулатку в леопардовом пальто.

— Куда ты сейчас смотришь?

— Мне показалось, что это Кричевская.

— Очень смешно.

Георгий сунул мобильный в карман и пошагал к кассам музея, а Яцек набрал номер своего лемондовского знакомого:

— Хочешь получить эксклюзив?

— Ну? — недоверчиво буркнул земляк.

Со вчерашнего дня он мучился головной болью от излишеств, употребленных в обществе коллеги из «Выборчей».

— Возвращение картины Огюста Шабо «Охотник с собакой в Камарге» Музею д'Орсе.

— А что, «Охотник» был на реставрации? — лениво поинтересовался лемондовец, постукивая карандашом о стакан с алка-зельцер.

То, что он услышал в ответ, пахло первой полосой и огромными гонорарами. У земляка из «Ле Монд» волосы на голове встали дыбом.

— Я сейчас напротив музея, — небрежно сообщил Яцек. — Дежурю тут со вчерашнего вечера. Приезжай немедленно, если хочешь успеть!

Земляк легким галопом бросился в кабинет редактора. Однако слезная мольба отпустить его сию минуту не нашла отклика в сердце врага номер один. Редактор заявил, что не может отменить давно запланированную съемку открытия нового ресторана Филиппа Старка, на котором обещал присутствовать сам мэтр. Дамский писсуар от Старка гораздо интереснее читателям, чем Музей д'Орсе. И вообще, к чему такая спешка?

Но несчастный фоторепортер молчал как партизан, иначе какой же это эксклюзив? Стоит только рот открыть, и через полчаса на набережной Сены яблоку негде будет упасть от репортеров.

— И не забудь принести снимки дамского писсуара от Старка! — догнал его на лестнице вопль редактора.

Земляк что-то тихо буркнул под нос. Хорошо, что редактор не понимал по-польски.

— Вижу, мсье заинтересован творчеством Огюста Шабо? — вопросом встретил Гольцова на пороге зала французской живописи начала прошлого века вчерашний его знакомый.