Леонид Словин - Такая работа

— Выбрали время, когда никого в квартире не было…

— Я, как чувствовала, пошла за молоком — вернулась… Думаю: зять сходит. А то бы и к нам забрались…

— Когда надо — милицию не найдешь днем с огнем, а когда не надо — и милиционер, и участковый, да еще и мотоцикл…

Ратанов и Егоров молчали. Они привыкли принимать на свой счет все упреки в адрес милиции.

— Небось, режутся там у себя в козла, — громко сказал мужчина пенсионер в лицо Ратанову.

У Ратанова даже желваки заходили под скулами, но он сдержался: тяжелая, оболганная недоброжелателями, любимая работа! Кто же виноват, что ты видна окружающим обычно не более чем на одну двадцатую часть, что еще о девяти двадцатых знают рядовые оперативники, выполняющие отдельные поручения, что всю громадную работу большого коллектива милиции по серьезному преступлению — и уголовного розыска, и следователей, и участковых уполномоченных, и милицейского состава, и ОРУД — ГАИ и других служб — знают от начала до конца лишь считанное число людей!

— Кто видел во дворе посторонних людей? — внезапно спросил Ратанов.

Все замолчали.

В это время подъехала вторая машина с экспертом-криминалистом, следователем и проводником с овчаркой.

— Ну, как? — спросил эксперт у Дмитриева.

Тот качнул головой в сторону.

Они пошли в дом…

Кто однажды видел семью, оставшуюся по вине негодяя без денег, без зимней одежды, без купленного за счет экономии всех членов семьи отреза на платье или костюм, уже три месяца ожидавшего в развороченном теперь шифоньере своей очереди на шитье; кто однажды видел, как, отвернувшись к стене, стоит уже не молодой широкоплечий мужчина, пережидая, пока исчезнет в горле застывший комок, а потом только говорит сдавленно: «Ничего, дело наживное», а маленькая девочка тем временем вырывается из рук соседки, чтобы крикнуть в коридор: «Мама, не плачь, мама, не надо!», тот не может уже никогда спокойно и равнодушно слушать или рассказывать о ворах, о кражах. Он не может не ненавидеть людей, несущих горе труженику; и если он работает в уголовном розыске и помощь людям стала его профессией, он не сможет думать ни о себе, ни о своей семье, пока не найдет преступника…

Карату никак не удавалось взять след, он пробегал метров пятнадцать, кружился на месте, останавливался, и все повторялось сначала. Проводник нервничал.

— Морозов, — крикнул ему Егоров, — не торопись!

Наконец взяв след, Карат миновал то место, где он начинал кружить, и свернул к скверу. Морозов, а за ним Рогов мелькнули между невысокими кустами шиповника. Люди на скамейках повернули головы в их сторону. Егоров и Дмитриев разошлись по соседним подъездам, а остальные занялись осмотром квартиры. Вскоре вернулся Рогов: Карат вывел на шоссе и потерял след.

Ратанов позвонил по телефону Гурееву: никому не отлучаться.

Вскоре Гуреев и молодой парнишка из оперативного отряда уже стояли у выхода на перрон, присматриваясь к уезжавшим пассажирам. Гуреев, как всегда, чисто выбритый, с аккуратным ровным пробором в волосах, небрежно поглядывал вокруг поверх полуразвернутой газеты, а его молодой напарник, прислонившись к ограде, бросал вокруг пристальные, подозрительные взгляды, приводившие в трепет даже видавших виды станционных носильщиков.

Где-то на автобусных линиях работала группа Тамулиса.

Периодически все связывались по телефону с дежурным. Сначала от Ратанова поступил запрос установить, где куплен автобусный билет № НП 5664321, — его нашли в прихожей. Тамулис, звонивший с другого конца города, из диспетчерской, несколько раз просил повторить номер. Около двадцати часов дежурный сообщил: на боковой стенке шифоньера эксперту удалось обнаружить и изъять отпечаток большого пальца, вполне пригодный для исследования. Кроме того, стало известно, что преступник курил сигарету «Прима».

Вернувшись в отдел, эксперт заперся в своем кабинете. Это был уже немолодой опытный работник, страстный собиратель книг по криминалистике и филателист, человек с устоявшимися привычками и странностями. Ратанов ждал его заключения у себя в кабинете, заказав телефонный разговор с начальником уголовного розыска дорожного отдела.

Эксперт мог войти в любую минуту и, бросив на стол лист бумаги с черными, окрашенными типографской краской узорами папиллярных линий, просто спросить Ратанова: «У тебя спички есть?» — и закурив, добавить: «А со следами вот так — берите такого-то — он!» Потом — у него такая манера — эксперт наверняка возьмет с этажерки какую-нибудь книжку и будет долго ее листать, незаметно поглядывая на Ратанова.