Нина слушала внимательно, а глаза ее скользили по стенам комнаты: диван-кровать, тумбочка, книжные полки, занявшие всю стену, — Диккенс, «Степан Разин» Злобина, Луначарский, Толстой, Ленинский сборник… Над столом большая незнакомая фотография — мужское волевое лицо, крутой лоб… «Почему он один? — мелькнуло у Нины в голове. — Запоздалый разрыв с семьей? Смерть жены?»
— …Альма как раз зарычала на них. Тот, что в сапогах, отпрянул. Спрашивает: «Сколько времени, отец?» Я ответил — без трех минут два ночи. Он на ходу выругался, говорит: «Опять жена ворчать будет…» И все.
— А почему вы думаете, что это относится к моему делу? — осторожно спросила Нина.
— Да потому, что, когда он время спрашивал, он ко мне лицом повернулся — и я у него кровь на лице увидел, просто размазана по щеке. И не домой он шел. По той дороге домой никто не ходит.
— Вы сможете сейчас проехать со мной ненадолго?
Когда они уже выходили из комнаты, Нина не удержалась, показала на фотографию.
— Сын?
Сабо улыбнулся.
— Это командарм Якир. Знаете?
Рогова покраснела.
— Теперь уже знаем.
Беседуя с людьми, которые в ночь на субботу проходили по улицам, работники милиции узнавали о приметах других прохожих, замеченных ими. Эти приметы Ратанов выписывал на длинную бумажную «простыню». Иногда все приметы умещались в одной строчке.
«Женщина в светлом платье» (проспект у дома 45).
«Парень в шляпе» (у здания управления культуры).
«Две девушки маленького роста» (пруд на Кировской).
Были в этом списке и такие:
«Мужчина без рубашки» (ул. Торфяная).
«Высокий мужчина в белой рубашке» (ул. Торфяная).
«Высокий мужчина в сером» (ул. Торфяная).
Об этих троих рассказал участковому уполномоченному Михаилу Терентьевичу — пожилому чувашу — один из дворников. Он видел их в половине второго ночи в районе улицы Торфяной, в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от Смежного. Они шли в сторону судоверфи, но не вместе. Мужчина без рубашки и мужчина в сером шли по разным сторонам улицы, а мужчина в белой рубашке шел позади одного из них.
Ратанов и Нина подошли к висевшему на стене плану города; люди, о которых рассказали Сабо и дворник с Торфяной, шли по направлению судоверфи не кратчайшим путем, через центр, а окольным. Об этом можно было судить по времени, затраченном ими.
— Они?! — обрадованно и как-то растерянно опросила Нина.
Через час большая группа сотрудников розыска переключилась на район судоверфи. Тамулиса Ратанов послал в домоуправление, к председателям товарищеских судов.
— Об убийстве больше ни слова. Посмотри по-своему на все жалобы и заявления, которые не дошли до наших работников. Квартирные ссоры, скандалы, пьянки… Понимаешь, когда меня спрашивают об убийствах, я стараюсь вспомнить только что-то зловещее, кровавое… Тебя должны интересовать пустяки: кто-то гуляет по ночам, нарушает тишину, пугает людей… Ты меня понял?
В дверях Тамулис столкнулся с начальником управления.
— Сидите, сидите, — генерал махнул рукой в сторону поднявшегося Ратанова. На Тамулиса он не смотрел, и тот, не решаясь выйти без разрешения, застыл у дверной притолоки.
Ратанов все-таки встал и начал докладывать стоя. Генерал присел, смотрел в сторону, мимо Ратанова, провел зачем-то один раз ладонью по спинке старого дивана, ни разу не кивнул ободряюще головой, но Ратанов сразу почувствовал, что Дед слушает его очень внимательно и во всем с ним согласен.
— Покажите мне по карте, где вы сейчас ищете?
— Вот.
— Не забудьте включить меня в число выступающих на предприятиях. Весь город сейчас говорит только о Мартынове. И о нас.
— Будет сделано.
Ратанов вновь ощутил прилив уверенности в своих силах. В эти дни ему словно все время не хватало чьего-то скупого, немногословного одобрения.
— Я сейчас еду в обком партии, — сказал генерал, — и я передам секретарю обкома, что коммунисты горотдела уверены, что преступники будут найдены. Я думаю, вы на пороге интересных зацепок. Я доволен. — В дверях он обернулся. — Но скажите уборщице, чтобы пыль все-таки в вашем кабинете убирали, а ваши молодые люди не должны ходить небритыми.
— Силен! — сказал Тамулис, когда дверь за генералом захлопнулась. Он украдкой потрогал рукой подбородок. — Все заметил. Где он раньше работал, Игорь Владимирович?
— Он несколько лет был секретарем областного комитета партии. Закончил философский факультет, потом нашу Высшую школу…
— Как назло, — пожаловался на вечерней оперативке Шальнов, — Альгин заболел. Жена звонила: температура тридцать семь и семь. Веретенников куда-то запропастился.
Читать дальше