Джон Берли - Уайклифф и охота на диких гусей

– А в последнее время?

Лэйн пожал плечами:

– За последние два года я был в магазине раз пять-шесть.

– А в последний раз когда это было?

– Вечером в субботу. Но я не зашел, а просто позвонил в дверь…

Уайклифф ощутил, как внутри у него все напряглось:

– А в какое время это было?

– Ну, примерно без четверти десять. Точно не помню. Вообще я забрел туда случайно. Когда Джо был у меня вечером в четверг, я предложил ему взять посмотреть книгу Энтони Колриджа о мебели в стиле «чиппендейл», но он ее позабыл прихватить. В субботу я весь день корпел в своей мастерской, а вечерком, когда дождь прекратился, я решил немного прогуляться и подышать воздухом, а заодно занести ему книгу.

– Вы вошли в боковую дверь?

– Я уже собирался было, но потом увидел свет в окне и просто постучал по стеклу витрины, и ко мне вышел Дэвид.

– А Джозефа вы видели?

– Нет. Дэвид сказал мне, что брат сильно не в духе и лег пораньше спать. Ну, я отдал книгу Дэвиду и попросил передать. Вот и все.

– А вы понимаете, что примерно в это время Джозеф погиб?

– Откуда мне знать, когда погиб Джозеф? Я только прочел об этом в газетах – а там таких подробностей не было.

– Во всяком случае, вы последний, кто видел Дэвида Клемента! Как он выглядел? Как обычно? Может, был взволнован? Или на грани срыва?

Лэйн коротко рассмеялся:

– Ну, примерно такой, как всегда. Не слишком гостеприимен, и мне показалось, что он ждал прихода кого-то еще. Впрочем, я могу и ошибаться.

Уайклифф встал и откланялся:

– Спасибо за вино.

Лэйн проводил его до дверей дома и дальше – в заброшенный сад, похожий на пустую съемочную площадку, До появления актеров и операторов с камерами. Уайклифф сел в свою машину и поехал назад в офис, чувствуя себя странно неспокойным.

Разговор с Лэйном возбудил его воображение. Он очень живо представил себе, как трое молчаливых холостяков собирались вместе, рассаживались полукругом у камина, молча курили трубки и пили вино или виски, и тишина лишь изредка нарушалась позвякиванием горлышка бутылки о край стакана или потрескиванием угольков в пламени. Да еще эти часы на каминной полке мерно постукивали, пытаясь отмерить безразмерное время… «Тебе налить, Джо?» – «Нет, с меня, пожалуй, достаточно». Тогда Лэйн наливал себе прозрачного белого вина и отставлял бутылку подальше от пламени камина. А минут через десять майор хрипло спрашивал: «Ну что, может, сыграем партию-другую?…» И тогда они переходят к круглому столу со своими стаканами и садятся играть. «Ваш стакан пустой, майор. Может, для разнообразия попробуете вот это винцо?…»

Интересно, обращались ли они к майору по имени? Нет, сомнительно.

Это ведь было своего рода бегство. Майор бежал от своей сестры и, возможно, пытался заглушить разочарование в жизни. Для Джозефа Клемента это было бегство от нелюбимого брата и его темного бизнеса, который перестал приносить прибыль и оказался источником постоянного беспокойства. А для самого Лэйна – возможно, это общение позволяло забыть о заячьей губе и всех тех унижениях, которые он наверняка испытывал с раннего детства…

В офисе Уайклиффа ждал Керси.

– Звонил мистер Редферн. Молли Стоукс села на одиннадцатичасовой поезд и прибыла в три часа. Я послал Фаулера проследить за нею. По словам Редферна, она ни с кем не вступала в контакт, что само по себе немало значит. Он считает, что девушка теперь так же жаждет разыскать Дэвида Клемента, как и мы.

– А что там поет Уоддингтон?

– Наш Борн сидит на допросах, которые проводит Минз. Там присутствует адвокат, все как положено и Минз уже дважды беседовал по телефону со своим шефом в Лондоне. Похоже, они хотят забрать Уоддингтона к себе в Лондон.

Голова у Уайклиффа все еще была занята Лэйном и «пирушками» в его доме. Поэтому он мог показаться со стороны вялым и безучастным.

– Ну, и что ты думаешь обо всем этом?

– Не могу себе представить Уоддингтона в качестве убийцы, – сказал Керси.

– Я тоже. Так что нам остается искать преступника. Передай Борну, чтобы привел в порядок записи допросов, а там посмотрим…

Уайклиффу всегда было очень трудно думать в одном направлении в течение долгого времени. Мозги у него работали иначе. Идеи возникали на кромке сознания и складывались в хрупкий калейдоскоп словно сами по себе, их нельзя было понукать… То один, то другой аспект дела неожиданно всплывал перед его мысленным взором, и он пытался всякий раз пристально вглядеться в возникающие фигуры, иногда довольно причудливые…