Джон Берли - Уайклифф и охота на диких гусей

– Знаете, мы такая военная семья, мистер Уайклифф. Мой отец, дед и прадед с отцовской стороны – все были генералами, да и моя мать была из военной семьи… – Она прикрыла книжку и еле заметно улыбнулась. – Думаю, вы не ожидали, что женщина в вашем присутствии будет читать…

Судя по всему, Гетти нечасто приходилось беседовать с кем-нибудь после смерти отца, а тут подвернулся серьезный, спокойный человек, готовый слушать. Ну и что, если он полицейский? Гетти пристально глядела на Уайклиффа внимательными серыми глазами.

– Конечно, было совершенно естественно, что мой отец ожидал от своего сына продолжения семейных традиций, но Гэвин слишком своеволен… Конечно, мама его испортила еще в детстве… И когда мой отец предложил ему пойти в армию после Кембриджа, Гэвин словно нарочно поступил не в армию, а во флот! – Она засмеялась, словно это была шутка. – Но даже там сразу поняли, что он предназначен для суши, и отправили его в морскую пехоту! Представляете?

Уайклифф слушал эти излияния с выражением вежливого внимания на лице, но не проронил ни слова.

– К сожалению, мой брат с отцом никогда не ладил… – на манер королевы Виктории, Гетти имела привычку со значением подчеркивать некоторые слова. – Отец был глубоко религиозным человеком. как и многие наши генералы старой закваски. В молодости его даже дразнили «Паркин-поп», но такое дешевое зубоскальство никогда его не задевало…

Бледное лицо Гетти ожило, словно по жилам побежала свежая кровь. Она увлеченно принялась рисовать перед Уайклиффом святочный образ своего отца, с Библией в левой руке и с Мечом Справедливости в правой – и ни малейшего намека при этом на фляжку бренди на поясе.

Уайклифф слушал ее сонно и, когда поток этих славословий иссяк, заметил только:

– Ваш отец, должно быть, был незаурядный человек.

Тут впервые ему довелось увидеть улыбку Гетти.

– Еще бы! Еще бы! Просто выдающийся человек! Я уже сказала вам, что он был абсолютным трезвенником и ненавидел, понимаете, ненавидел азартные игры… – Она замолкла и потом добавила: – В этом, как и во многом другом, Гэвин бессовестно пренебрег его советами… К тому же у него были долги!

Гетти еще подумала, собираясь с воспоминаниями.

– Конечно, Гэвин поучаствовал в корейском конфликте, это да… – она говорила об огромной и кровопролитной корейской войне как о маленькой пограничной перестрелке. – И вообще, дело шло к тому, что он остепенится… Но потом, вскоре после этой корейской заварушки, он подрядился в какое-то дело, полувоенное-полугражда некое… – Теперь в ее голосе сквозило уже ледяное презрение. – Это был очередной удар по мечтам отца, и они с Гэвином расходились все больше… Я уверена, что это сыграло роль в смерти отца, просто уверена!

Помолчав еще немного, она надменно добавила:

– Так что вы легко поймете, что мы с братом живем совершенно раздельно.

На это нечего было ответить.

После очередной паузы она сделала следующее объявление:

– Видите ли, мистер Уайклифф, это мой дом Отец свое имущество завещал мне.

В задних помещениях дома послышался звук отпираемой двери, потом шаги по коридору.

Гетти насторожилась:

– Это, должно быть, мой брат. Не лучше ли вам будет пойти поговорить к нему в комнату?

– Но я подумал, он зайдет сюда».

– Зачем это ему сюда заходить?

«И ведь правда, зачем?» – подумал Уайклифф.

Паркина он нашел в полутемном холле, тот стаскивал свою шинель. Майор поздоровался с Уайклиффом, не выказав ни интереса, ни любопытства:

– Ага, так вы здесь, значит… Проходите ко мне в комнату.

Майор пристроил наконец мокрую шинель на вешалку, вытер лицо большим платком в красный горошек и толкнул дверь в холле, расположенную напротив двери его сестры.

Комната была более чем спартанской. Ковер покрывал далеко не весь пол. Тут был откидной письменный стол, журнальный столик, заваленный старыми газетами, и пара кресел. Масляная печь, такая же, как и у сестры, уже горела.

Много лет назад, еще ребенком, Уайклифф как-то вместе с матерью попал на прием к «большому человеку», их землевладельцу, «Господину Полковнику». Кабинет «большого человека» показался тогда ему, маленькому мальчику, таким же неуютным, неприбранным и даже вонючим, но когда он поделился своими наблюдениями с матерью, та отвечала с почтительным придыханием: «Ах, Чарли, это совсем другие люди. Другие. Они не как мы…» Прошло уже много лет, но черта, которая была проведена еще тогда, и по сию пору давала о себе знать. Это и объясняло осторожное, уважительное поведение Уайклиффа.