Николай Волков: Не дрогнет рука

Может, она и не узнала бы меня, но я сам ее остановил.

— Каким образом вы здесь? — налетела она на меня, точно собираясь клюнуть в лоб своим острым крючковатым носом. — Кто вам разрешил выйти из госпиталя? Немедленно возвращайтесь обратно. Мы еще с вами поговорим.

— Елена Петровна! — сказал я умоляюще, каким-то чудом вспомнив ее имя и отчество. — Выслушайте меня, как человек человека. У меня здесь лежит жена. Я знаю, что она в тяжелом состоянии, а мне врут, будто с ней все в порядке. Помогите мне увидеть ее и узнать правду, а потом делайте со мной что хотите. Ведь случалось же и вам когда-нибудь беспокоиться за жизнь любимого человека.

Улыбка скользнула по тонким бесцветным губам доктора.

— Неужели вы думаете, что я всегда была такой сушеной воблой, — сказала она с подавленным смешком. — А за жизнь людей, милый мой, не только любимых, но и совсем незнакомых, мне приходится беспокоиться многие годы и притом каждый день и час. Как зовут вашу жену?

— Галина Чеканова. Она лежит в шестнадцатой палате.

— Припоминаю! Двустороннее крупозное воспаление легких, упадок сердечной деятельности.

Озабоченное выражение ее лица сказало мне больше, чем эти не вполне понятные, но грозные слова. Страх за Галю с новой силой сжал мне сердце.

— Не тревожьтесь особенно, — сказала Старовская. — Могу вас порадовать, кризис миновал благополучно, но она еще слаба. Должна сказать, очень помог благополучному повороту болезни прекрасный уход. Ведь за ней почти неотлучно весь тяжелый период ходила, как за родной сестрой, одна студентка-медичка. Вы ее знаете, наверное, Ирина Роева.

Превозмогая судорогу, сжавшую горло, я молчал, низко опустив голову, чтобы доктор не видела в эту минуту моих глаз. Не хотел я, чтобы она знала, что я испытывал в этот момент.

— Идемте, — решила вдруг Старовская. — Раз уж вы пришли, то я устрою, чтобы вы увиделись с нею. Но только на одну минуту, не более! — И опять, точно корабль под парусами, она понеслась по коридору, увлекая меня за собой, как на буксире.

Вот мелькнула передо мной дверная табличка с цифрой шестнадцать. Затаив дыхание, на цыпочках переступил я порог вслед за Старовской и прямо перед собой увидел на ближайшей койке остриженную под кружок головку, совершенно равнодушно смотревшую на меня до боли знакомыми черными запавшими глазами. И вдруг эти глаза ожили, засияли радостью, и Галя обеими руками, как ребенок к матери, потянулась ко мне.

Я присел на корточки у ее кровати не в силах промолвить ни слова, а она, водя кончиками горячих пальцев по моей щеке, шептала:

— Вот ты и пришел. Я ждала тебя… очень ждала… Боялась, что ты так и не узнаешь… Ведь это все неправда, что я тебе говорила. Я, как и прежде… даже, может быть, сильнее, чем прежде…

— Я это знал, — шептал я в ответ. — Я был уверен, что ты не могла забыть. Если бы ты только знала, как я…

— Ну, милый мой, — тронула меня за плечо Старовская, — хорошенького понемножку. Больной вредно много говорить.

Я поднялся, все еще не отрывая глаз от Галиного лица.

— Кстати, — улыбнулась докторша, — вы, кажется, меня обманули, что это ваша жена. Больная Чеканова говорила, что она не замужем.

— Какое это может иметь значение, — сказал я, нагибаясь к Гале, — когда у нас уже все решено…