Виктор Пронин - Чисто женская логика

— Действительно, — пробормотала Касатонова. — Мне здесь совершенно нечего делать. Машины несутся, как угорелые, визжат, пытаясь вписаться в поворот, тормозят. Но в таком случае, почему именно здесь стояла та злополучная машина в тот злополучный вечер? Почему она стояла именно здесь, если в пятидесяти метрах специально расширили асфальтовое покрытие, чтобы можно было оставить машину, без риска, что какой-нибудь самосвал царапнет ее своими дурными колесами?

Касатонова осмотрелась внимательнее.

Прямо перед ней была канализационная решетка для стока дождевой воды, для весенних потоков, для подтаявшего снега. Касатонова курила и, как каждый курильщик, обладала некими привычками, слабостями, даже хитростями курильщика.

Поднявшись на бордюрный камень, она внимательно посмотрела себе под ноги.

Сделала вдоль дороги шаг, еще один, немного прошлась и нашла, наконец, нашла то место, где стояла машина. А место ей указали несколько уже слегка подсохших на сильном жарком солнце окурков. Да, в ту ночь они были размокшими, каплями дождя их даже вдавило в землю, но теперь они просохли, окрепли настолько, что их можно было взять в руки, не опасаясь, что они расползутся. И вздох облегчения вырвался из касатоновской груди — окурки были короткими, выкуренными до самого фильтра. Но что больше всего ее обрадовало — они были коричневыми. Более того, взглянув на них внимательнее, да с близкого расстояния, да при ярком солнце, она увидела на них вполне различимую темную губную помаду.

Касатонова даже понюхала один из окурков, но нет, кроме тяжкого духа пепельницы ничего не различила. Всего она нашла пять окурков, возможно, их было больше, но не исключено, что некоторые из них, выброшенные из машины, упали на асфальт, и их попросту смыло дождевой водой вот в этот самый канализационный люк. Люди здесь бывали редко, и они не успели еще забить чугунную решетку отходами своей бестолковой жизни — целлофановыми пакетами, раздавленными пластмассовыми бутылками, битым стеклом и прочей дрянью, которой обычно забиты все подобные решетки.

— Интересно, — протянула Касатонова вслух обычное свое словечко, не один раз доводившее до бешенства едва ли не всех начальников, с которыми ей пришлось работать, пока не вышла, наконец, на вполне заслуженную пенсию. — Инт-е-р-е-е-сно, — повторила она еще протяжнее, но на этот раз в ее голосе прозвучало уже нечто угрожающее.

Гордюхин подготовился к встрече гостьи куда более основательно, чем можно было ожидать. Так участковые понятых не встречают, не чествуют. Место ему выделили не самое лучше, но неплохое — однокомнатная квартира на первом этаже, с маленькой кухней и подтекающим унитазом, к тому же окна выходили на грохочущий машинами проспект. Но все-таки это была однокомнатная квартира, и Гордюхин обосновался в ней всерьез и надолго.

Едва войдя в прихожую, Касатонова издали увидела в комнате накрытый стол.

— Интересно, — протянула она по привычке, разглядывая увешанные инструкции, положения, плакаты. На окне висела штора, служебный стол был накрыт клеенкой, вполне домашней клеенкой, с цветочками и ягодками. На столе стоял чайник, две чашки, тарелка с черными пряниками и даже несколько конфет, судя по их обнаженному виду, из какого-то шоколадного набора.

— А в холодильнике шампанское, — добавил Гордюхин, заметив, что гостья закончила осмотр помещения.

— Вы всех понятых так встречаете?

— Только избранных.

— Избранные — это какие? Чем они лучше всех прочих? Отношением к делу?

Образованием? Внешними данными?

— Всего понемножку, Екатерина Сергеевна, всего понемножку. — Присаживайтесь. Чай? Кофе?

— Чай.

— Мне казалось, что вы пьете кофе.

— Кофе я пью дома. Это целый процесс. Поджарить зерна, смолоть, засыпать в холодную воду... Ну и так далее. Приходите, угощу.

— Приду, — кивнул Гордюхин. — Обязательно приду.

— Какие новости на нашем фронте? — Касатонова сама положила в чашку пакетик с чаем, залила его кипятком, бросила два кубика сахара и, взяв из тарелки пряник, разломила пополам. — Хорошие пряники, — похвалила она.

— Чем?

— Съедобные. Обычно пряники подают, когда они уже окаменели. А эти ничего, свежие.

— Полчаса назад купил.

— Так что говорит капитан Убахтин?

— Склоняется к версии о переделе собственности. Балмасов, видимо, был хорошо знаком с убийцей. Сам впустил его в дом, угостил виски.

— Я этого не подписывала!

— Во время второго осмотра, вчера... Свинтили крышку с початой бутылки. На крышке капельки виски, на горлышке тоже.