Марина Серова - Забавы высших сил

– Господи, какой ужас, – прошептала Постникова и потерла глаза тонкими пальцами.

Сейчас я была абсолютно уверена, что Маргарита родила этого ребенка именно от Аркадия. Здесь не только внешность девочки говорила за это, но и искренние переживания ее матери. Ну почему? Почему они были так неугодны Костромской и ее сыну? Вот еще один камень и, пожалуй, самый тяжелый, который бросила в своей жизни Анастасия Валентиновна. Жил бы ее Аркаша в семье, не потащился бы ни в какой дом отдыха. А если бы и поехал, то вместе с семьей. И не пришло бы ему в голову так рисковать своей жизнью, понимая, что от него зависимы еще две. М-да, если бы да кабы. А между тем Верочка все-таки умудрилась ухватиться за пряжку моей сумки и четко сказала:

– Дай!

– Ой, а она у вас разговаривает? – искренне удивилась я.

– Да. Элементарные слова. «Мама», «баба», «дай», «на», «ам-ам» – это кушать, – машинально стала перечислять словарный запас дочери Маргарита, а слезы так и стояли в ее темно-зеленых глазах.

Вот только слова «папа» в лексиконе весьма развитой Верочки не было.

– Скажите, Рита, а почему Аркадий отказался признать свою дочь? Ведь это его дочь, как я понимаю? – не стесняясь лезть в душу, спросила я.

– Сложный вопрос, Таня. Думаю, он испугался трудностей. Или просто не любил меня, – пожала она худенькими плечами. – Обидно, конечно. Мы ведь до этого два года вместе жили. Я ведь не через день забеременела.

– А он предлагал вам сделать аборт?

– Предлагал. Но какой аборт? Мне ведь уже тридцать лет было. А это у меня первая беременность. Сами понимаете, можно было вообще без детей остаться. Ну, я и решила: будь что будет. Не хочет, не надо. Обиднее всего, конечно, что он стал сомневаться, что Верочка от него. Но я понимала – это просто предлог. Ладно, чего уж теперь обижаться, когда его нет. О покойных или хорошо, или ничего.

– А почему вы не сделали генетическую экспертизу? Вам же предлагали.

– Вы и это знаете? А зачем? Мне и так было все ясно. Нас просто не хотят. Что бы дала эта экспертиза? Аркадий стал бы меня больше любить?

– Ну хотя бы ради алиментов.

– Нет уж. Это, знаете ли, не про меня история, – отрезала Маргарита. – Как-нибудь сами справимся. Да и к тому же это было мое решение – рожать. Аркадий ведь честно с самого начала предупреждал, что не хочет ребенка. Я вообще не понимаю тех женщин, которые сами решают такие вопросы, а потом требуют признания своих прав. Получается, что мужчины тут совершенно бесправные существа. Это как-то не по-людски, по-моему. В процессе участвовали двое, а решает все один? Нет, неправильно.

– Да если так рассуждать, то у нас вообще бы рождаемость на ноль скатилась. Мужики, как правило, поначалу детей никогда не хотят. Тут хотя бы законы в пользу женщин работают, – возразила я, удивляясь ее безмерной порядочности. Или это просто глупость и гордость в ее случае?

– Может быть, но я, знаете ли, лучше буду получать пособие матери-одиночки, чем так унижаться. Да и впрок такие деньги не пойдут, если не от души будут. Я в этом уверена, – продолжала спорить со мной непреклонная Маргарита.

Ну прямо как у Булгакова: порода, кровь! Никогда не просите у сильного… и так далее. Просто его героиня! Это, конечно, несколько осложняет мою задачу, но, как говорится, время покажет. И я решила прощупать почву относительно Костромской:

– Что ж, это ваше право. А вот скажите, Рита, какие у вас тогда складывались отношения с вашей несостоявшейся свекровью? Я имею в виду Анастасию Валентиновну.

– С ней? Да никаких, собственно, отношений у нас не было. Мы и виделись-то с ней не больше трех раз. Один раз Аркадий нас познакомил. Привел к себе домой. Но мне уже тогда показалось, что я ей не понравилась. Она вела себя как-то сухо и высокомерно, что ли. Причину я так и не поняла. Потом еще раз на дне ее рождения. Аркаша снова меня привел в свой дом. А я даже пожалела об этом. Как дура, бегала по магазинам, искала ей приличный подарок, потому что Аркадий хотел обойтись только букетом. Купила ей дорогой миксер. Он сказал, что у нее нет и она до сих пор венчиком взбивает. И тесто, и пюре, и кремы. А она даже не взглянула на него. Только сухое презрительное «благодарю», и, пока за столом сидели, даже не посмотрела ни разу в мою сторону. Да я понимала, конечно, это ревность матери в ней говорит. Представляю, каково ей сейчас. Мне жаль ее. Правда. Чего вы так удивленно на меня посмотрели?

– Поражаюсь вашему великодушию. Сейчас редко такое встретишь. В основном люди все озлобленные. Неискренние. Только выгоду для себя ищут и прощать не умеют. А вы бы простили Анастасию Валентиновну, если бы она перед вами повинилась? – приступила я к тактическим маневрам.