Джеймс Олдридж - Джули отрешённый

Да, состав присяжных был совсем не тот, какого, на мой взгляд, должен бы добиваться отец. Я мог заранее сказать о каждом, на чьей он стороне, – уж, конечно, не на нашей.

– Прежде всего, я разделаюсь вот с этой загадкой, – сказал отец и показал на лежащий перед секретарем суда длинный нож. – Я объясню суду, каким образом была убита миссис Кристо. Вечером двенадцатого сентября миссис Кристо оставила на столе в кухне пирог для сына; поздно ночью он вернулся с танцульки и, стоя у стола, начал резать пирог вот этим страшным ножом, и тут в кухню вошла мать. Он услыхал ее не сразу, а услыхав, обернулся, все еще с ножом в руках. Как мы слышали здесь от мисс Майл, миссис Кристо имела обыкновение заключать сына в объятия, часто в минуты, когда он этого совсем не ждал, – и на этот раз он хотел уклониться от ее ласки, подался назад, а она, не заметив ножа, кинулась его обнимать и напоролась на нож. Вот как ее настигла смерть… Быть может, если бы отец строил всю защиту на этом объяснении, оно бы сейчас всех убедило. Но он говорил как бы между прочим, словно теперь это уже не имело значения. Наступила короткая тишина, потом люди зашевелились, зашаркали ногами. А потом по залу из конца в конец прокатилась волна язвительного смеха, и отцу пришлось ждать, пока не восстановят порядок.

– Смейтесь, смейтесь! – свирепо сказал отец, когда его могли уже услышать (но я понимал: смех этот не был для него неожиданностью). Дураков, которые смеются над правдой, всегда хватает. Он обернулся к присяжным и гневно бросил им в лицо: – Но я предупреждаю присяжных: их дело слушать не хихиканье здешних болванов, а меня…

Господи, подумал я, что же он делает: чем дальше, тем хуже.

– Никто не видел, как была убита миссис Кристо, – продолжал отец среди шума и призывов к порядку. – Тем самым объяснение, которое я дал суду, имеет такую же силу, как то, которое предложил обвинитель. Даже большую, поскольку оно и есть правда. И присяжным надлежит слушать правду. А не вот это… – он круто повернулся к публике, -…вот это кудахтанье, гогот, дурацкий, злобный вой, который все время слышен здесь в зале и все двадцать лет сопровождал Джули, заставлял его страдать и мучиться…

– Вы не можете обойтись без этого, мистер Куэйл? – устало спросил Лейкер, словно пытаясь уберечь отца от его собственного безрассудства.

– Я ведь уже говорил, ваша милость, что в суде имеет значение узаконенный порядок, а не насмешки и выкрики безответственной публики…

– Ну, хорошо, хорошо…

– Позволите продолжать? – с подчеркнутой учтивостью спросил отец.

Лейкер в отчаянии покачал головой и повторил:

– Ну, хорошо. Делайте свое дело.

– Я уже рассказал присяжным, как была убита миссис Кристо. Но как я могу это доказать, опираясь на показания моих свидетелей? А как пытался доказать свою точку зрения обвинитель, на какие свидетельские показания опирался он? – Отец взял потертый, обтрепанный свод законов и поднял его. – Обвинитель опирался на то, что называется mens rea – состояние духа обвиняемого. Свидетели обвинения пытались доказать, что у Джули было преступное намерение, а значит, он совершил умышленное убийство. Только на этом основании прокурор и утверждал, что обвиняемый совершил убийство. Так вот, в этой книге полным-полно прецедентов и сходных примеров mens rea в десятках уголовных преступлений, начиная с незапамятных времен. – Отец бросил книгу на стол. – Но в нашем случае mens rea не имеет ни малейшего отношения к делу. А почему?

Дрожащим от волнения пальцем он указал на Джули.

– Потому что нам надо исследовать не состояние духа этого юноши, а состояние духа некоего города, города, который создал самое это чудовище – состояние духа и желает, чтобы оно теперь пожрало юношу – состояние духа, которое измыслил обвинитель, и лишь на нем одном построил все свои доводы. И прошу заметить, господа присяжные, я ни разу не прервал измышления обвинителя. Ни разу не запротестовал, даже когда свидетели делали оскорбительные заявления в адрес Джули Кристо. Я хотел, чтобы обвинитель, и город, и присяжные, и все прочие в полную силу ополчились против Джули Кристо. Я хотел, чтобы все вы обрушили на его голову всю хулу, на какую вы только способны, и наконец услышали самих себя, ибо, повторяю, нам следует здесь обсуждать не состояние духа Джули Кристо, а состояние духа этого города.

– Коли не по вкусу наш город, так катись восвояси, откуда явился, хоть в преисподнюю! – крикнул из зала ярый австралийский патриот Тим Хэзлит, закадычный друг Джо Хислопа.