Димитр Начев - Неуловимый

— Жива-здорова. Мне надо бы поехать к ней, да не хочется прибавлять ей забот. Но, насколько мне известно, вы переписываетесь?

— Два письма в год. Узнай она, как ты тут влюбился в ихтиолога, не сносить тебе головы!..

— Знаю… Она все еще не может простить мне ту дочь профессора.

— Ну, это ваши семейные дела, — уже рассеянно проговорил капитан. — Давай испаряйся!

Я моментально подчинился. Пока я шел к площади, мне пришло с голову, что надо было ему сказать насчет следов, какие я ожидаю увидеть завтра под окном женщины. Ну, ничего, скажу вечером, если он сам еще не сообразил, в чем я сильно сомневаюсь.

В корчме, как говорится, яблоку негде было упасть. Просто удивительно, откуда появился весь этот народ, если днем в селе живой души нет! Из угла Леля макала мне рукой. Преодолев дымовую завесу, я добрался до ее столика и с неудовольствием констатировал, что мужчина, сидевший за ним, — ветеринар, зять корчмаря. Меня ждала еще одна неожиданность: за соседним столиком сидели еще двое из дома отдыха — Фифи и Бармен. Увидев меня, они заулыбались так радостно, будто выиграли в спортлото. Я сел, ветеринар пожал мне руку, сказав:

— Очень приятно! Ваша дама как орлица защищала ваше место от посягательств!

На столике красовались нестандартная литровая бутылка вина уже знакомого мне темного цвета и тарелка с колбасками. Не было нужды их пробовать, чтобы определить, чье это производство: вся корчма благоухала чабрецом и другими тонкими приправами, из кухни доносилось веселое шипение, а корчмарь прямо-таки летал от прилавка к столикам и обратно. Все громко и возбужденно говорили. Глаза Леша загадочно мерцали. Ветеринар улыбался — доброжелательно и, как мне показалось, немного покровительственно.

— Вы задержались, — произнес он, наливая мне вина, и подмигнул фамильярно, словно ми знакомы еще с детства, а не с сегодняшнего утра. Корчмарь кивнул мне и радостно улыбнулся. Мы подняли стаканы с вином и чокнулись:

— Будем здоровы!

С того места, где я сидел, был виден весь зал. Фи фи время от времени кокетливо отводила двумя пальцами нежной руки непокорную прядь крашеных волос, падавшую ей на лоб. Бармен, т. е. фармацевт, сидел ко мне спиной — прямой, как у кавалерийского офицера. Я видел его голову: на самой макушке она слегка начала лысеть. Я по очереди оглядывал всех присутствующих: здесь собрались крестьяне, чьи лица были уже мне знакомы, были и сельчане, работавшие внизу, в городке, зашедшие пропустить рюмочку после трудового дня. Через час-другой все разойдутся по домам, в селе воцарится полная тишина, столь необходимая для отдыха и приятных сновидений. Было легко установить, какая тема всех занимает. Бее разговоры вертелись вокруг смерти несчастной поварихи. Наверное, за всю ее жизнь ее имя не упоминалось столько раз, сколько за один сегодняшний вечер. О Царском уже не говорили. По-видимому, никто не видел связи между двумя случаями.

Минут через десять я пил уже второй стакан вина. Вино было молодое, крепкое. Леля, словно забыв о моем существовании, с профессиональными подробностями рассказывала ветеринару о промышленном разведении мидий в Черном море. Он смотрел на нее таким взглядом, словно впервые видел женщину…

Я занимался до трех часов ночи. Несколько раз стучал по трубе парового отопления капитану, но он не отзывался. У меня было что ему сообщить, точнее — попросить: чтобы он разрешил мне заглянуть утром во двор жертвы. Когда мы с Лелей рассказали следователю о том, при каких обстоятельствах познакомились с женщиной, он лишь улыбнулся: разумеется, у женщины были галлюцинации! Как Царский мог на нее напасть, когда его труп к тому времени уже наполовину разложился!

К тому же мне не спалось. Вечер в корчме закончился для меня очень неприятно. Время приближалось к десяти, Фифи и Бармен встали и ушли, я сказал Леле:

— Не будем портить настроение нашему директору! Пора идти!

Однако результат был такой, словно я попросил об обратном. На столе появилась новая бутылка вина, кажется, третья по счету, ветеринар совсем впал в эйфорию, сыпал анекдот за анекдотом, а Леля его поощряла. Единственный, кто замечал мое присутствие, был корчмарь, хотя лучше бы он обратил внимание на своего зятя, забывшего, что у него есть жена, которая, наверное, его ждет. Заметив, что стакан мой пуст, корчмарь тут же устремлялся ко мне и спешил его наполнить. Наконец я не выдержал, встал и направился к выходу, ни с кем не прощаясь. К моему огорчению, это не произвело на Лелю ни малейшего впечатления. Она продолжала смотреть на этого типа, как завороженная. Вернулась в дом отдыха в час ночи, и ей хватило наглости бросить камешек в мое окно, чтобы я открыл ей входную дверь. Я, конечно, сделал это, но даже не взглянул на нее, а сразу вернулся к себе и продолжил чтение. Этот тип, конечно, был снаружи и ушел только после того, как увидел, что у нее в окне зажегся свет.