Ингрид Нолль - За борт!

Спустя несколько мгновений Ансгар все же взял себя в руки и попытался отшутиться:

— Она не знает ни слова по-русски, но когда свирепеет, переходит на чужие языки!

Как в хорошо отрепетированном спектакле Валерия тоже в одно мгновение переменилась, стерла бумажной салфеткой следы липкой жидкости со своего леопардового платья и закончила это достойное подмостков интермеццо как ни в чем не бывало, с улыбочкой, заявив, что пора наконец заплатить и трогаться дальше, ведь они еще хотели купить хамон серрано. Точно ли Ансгар обмерил холодильник в каюте?

Всю дорогу Эллен раздумывала, как бы ей получше отделаться от этой ужасной парочки. Может, пойти в туалет и улизнуть через служебный вход?

Но вот они опять приземлились за столиком другого кафе на вытянутой Пласадель-Аюнтамьенто и не спеша попивают оршад — своего рода молоко с миндалем. Эллен обнаружила на площади цветочный рынок, но ее никто из спутников не поддержал, никого не заинтересовали красные розы. Изначально Эллен намеревалась посетить рекомендованный Гердом «Меркадо сентраль», знаменитый торговый пассаж, богато декорированный azulejos [20] Васильки (исп.). (там, кстати, Валерия совершенно точно могла бы найти самый лучший серрано). Однако убедилась, что собачьи лекари явно предпочитали расслабленно сидеть под солнцезащитным козырьком и созерцать разворачивающуюся перед ними пеструю картину жизни.

— Все, что написано в Бедекере, быстро вылетает из головы, — поделился мыслями Ансгар. — В первую очередь цифры: какова длина нефа церкви, высота колокольни, как долго ее строили… Куда интереснее понаблюдать, как испанцы обращаются со своими собаками.

Эллен не заметила на площади ни одного четвероногого, потому решила перевести разговор на другое, единственное, что ее по-настоящему интересовало, и с наигранной непосредственностью спросила:

— Ортруд случайно не посвящала вас в личные тайны?

Валерия задумалась:

— Говорила, что, естественно, чувствует себя несчастной, потому что ее любимый сын не смог с ними поплыть. Наверное, ей сильно не хватает его присутствия.

Про меня с Амалией такого не скажешь, с сожалением подумала Эллен, но тут требуется взаимное притяжение. Впрочем, у Дорнфельдов есть еще дочь, почему они не пригласили ее с собой?

Выдержав длинную паузу, Эллен продолжила расспрашивать своих спутников — на этот раз о том, не случалось ли им заниматься людьми, которые испытывали бы болезненный страх перед животными?

— Ах вот в чем дело! — сразу догадался Ансгар. — Может быть, ты решишься произнести вслух имя засевшего в тебе монстра? Дай-ка я угадаю: пауки, змеи?

— Эти тоже, — разоблачила себя Эллен. — Но хуже всего дело обстоит с серыми грызунами… По-научному это называется музофобией.

Валерия тут была в своей стихии:

— Лучше всего помогает поведенческая терапия. Врач устраивает пациенту конфронтацию с вызывающим страх объектом. С каким животным это лучше проделывать, устанавливается на месте. Вероятно, тут где-нибудь можно приобрести столь обожаемых испанцами монгольских песчанок. Тебе нужно будет привыкнуть дотрагиваться до нее и гладить. Не исключено, что тебе хватит и одного раза для исцеления, и ты никогда больше не станешь истерически вопить и спасаться бегством при виде мыши!

— Нет уж, увольте, — ответила Эллен. — Я не хочу провести свой единственный день в Валенсии в обществе мышей.

И в вашем тоже. Но это она сказала уже про себя, после чего решительно встала и откланялась. Гуляя по городу, она купила почтовых открыток для Клэрхен, Хильдегард и братьев с сестрами. Мысли о родном клане невольно привели к ее неизвестному родителю. А что, если боязнь мышей перешла к ней от него?

Согласно круизному расписанию, теплоход «Рена» должен был прибыть в Пальма де Майорка ранним утром. На деле же он вошел в порт ближе к обеду. Рано утром Эллен уже пыталась дозвониться до матери. В виде исключения та слышала телефонный звонок хорошо и брала трубку почти сразу. У нее все прекрасно, заверила Хильдегард, в Германии заметно похолодало, а как погода в Испании?

— Лучше не бывает, тепло и солнечно. А что это за странный звук, похоже, кто-то скребется? — насторожилась Эллен. — Ты не одна, мама?

— Я думаю, она хочет на кухню, — ответила Хильдегард. — Подожди, я открою ей дверь.

— О ком ты говоришь?

— О Пантесилее!

— О царице амазонок? Сколько тщеславия в этом имени! Скажи, ради всего святого, о ком все-таки речь?