Инна Булгакова - Сердце статуи

— Я при вас еще перешел на скульптуру?

— При мне, но никаких катастроф в связи с этим в твоей судьбе вроде не было.

— Значит, мы уже в больнице встретились?

— Нет, лет десять назад как бы заново познакомились, через Сему. Что ж ты сбежал-то, а?

— Невмоготу там. А здесь еще хуже.

— Поехали в Москву в мою клинику.

— Ради Бога, не надо!

— Ну, ну, успокойся.

— Так вы не у нас работаете?

— Нет, я специально к тебе приезжал.

Такая заботливость показалась мне чрезмерной, даже подозрительной.

— Ладно, пойдем в спальню, ты ляжешь.

— Зачем?

— Займемся психоанализом.

— Нет, Иван Петрович, извините. Мне тяжел больничный дух. Надеюсь, сам справлюсь.

— Хорошо, просто побеседуем. Для твоего спокойствия я не буду употреблять специальной терминологии. Все — перед тобой не врач.

— Ко мне вернется память?

— Пятьдесят на пятьдесят. У тебя амнезия не тотальная, а частичная, сквозная, так сказать.

— Да, я все время ловлю себя на мысли, что рассуждаю не как студент.

— Вот-вот. Кабы тебе было двадцать, я б с уверенностью сказал: память вернется. В шестьдесят — нет, поздно. Ты как раз посередине.

— Собственно говоря, я готов и так прожить. Лишь бы избавиться от страха.

— Страх — это своеобразный механизм выживания. Да, можно сказать — ты пережил смерть. И благодари Бога, что всецело осознаешь себя хотя бы двадцатилетним. Не надо учиться говорить, читать, писать.

— Что за роковой срок?

— Некий поворотный момент в твоей жизни, хотя я не представляю… Но именно тогда случилось нечто такое, что всеми силами души ты стремишься забыть.

— Я в тюрьме, случайно, не сидел?

— Нет. Биография твоя очень ровная и успешная. Много работал, много зарабатывал, любил одиночество.

— И женщин любил?

— Это да. Тут ты себе ни в чем не отказывал.

— Сейчас мне противны и работа, и женщины.

— Любопытное свидетельство.

— Кто такая Вера?

Иван Петрович закурил сигарету, ответил раздельно:

— Твое последнее увлечение.

— Последнее? Вы уверены?

— Нет, не уверен… А что, ты был на допросе у следователя?

— Соседи просветили, — инстинктивно я умолчал о письме. — Расскажите мне о ней.

В отличие от Семена, доктора не шокировало мое обращение на «вы».

— Я ее видел всего раз. 9 мая мы у тебя собирались. Маленькая блондинка с зелеными глазами.

— Чем она занималась?

— Кажется, имела какое-то отношение к кино.

— Сколько ей лет?

— Не больше двадцати.

— Нет, я был ненормальный!

Доктор улыбнулся тонко и как будто презрительно.

— Насчет Веры — все вопросы к Семену. Она была его знакомой.

— Она умерла?

— Ничего не могу по этому поводу сказать. Ты побледнел.

— Случаются головокружения, как будто падаю в черную яму.

Я лежа в спальне на меховом покрывале; Иван Петрович сидел на стуле у секретера, у ног на ковре — черная сумка; позади солнечное окно, лицо затемнено, голос равнодушно вкрадчивый.

— В результате пережитой травмы и стресса нарушено (или даже разрушено) твое биополе… образно говоря — в энергетическом покрове появились дыры, энергия иссякла. Психически ты сейчас обнажен и безоружен. Вот эту защитную зону необходимо восстановить.

— Как?

— Христианин сказал бы: исповедью и покаянием.

Мне смутно чувствовалось, что Иван Петрович — последний человек, перед которым я исповедался бы.

— Какое ж покаяние, коль я ничего не помню?

— Шанс есть. Я же сказал: пятьдесят на пятьдесят. Чего конкретно ты боишься?

— Например, вас.

Он усмехнулся.

— Ну, это естественная реакция на раздражитель… на врача. Еще чего?

— Меня пугает статуя в саду, дом, гроб, зеленый кулон…

— Что ж, вполне вероятно, ты перечислил реалии трагедии, происшедшей 10 июня. Твоя последняя работа, твой дом, ассоциирующийся для тебя с гробом… Я прав?

— Наверное, — почему-то я умолчал о богатой домовине в сарае.

— Ты от меня ничего не скрываешь?

— Нет.

— Странно. Мне показалось… ну ладно. Что такое «зеленый кулон»?

— Я нашел вчера в секретере.

— Что в нем страшного?

— От прошлого мне остался один сон: статуя с зелеными пятнами.

— Зеленые пятна… — повторил Иван Петрович с интересом. — Патина или окисление?

— Нет. Как будто кровь.

— Да, ты был залит кровью… но зеленые? Трупные пятна, признак разложения?.. Видишь, какой любопытный символ таится в твоем подсознании: дом-гроб, в котором разлагается труп.

— Иван Петрович! — взмолился я. — Давайте обыщем все — от чердака до подвала.