Инна Булгакова - Сердце статуи

— Почему застежка в украшении порвана?

— Я так понял, что ты порвал, а почему — не знаю.

— Вы с Верой были у меня 3 июня?

— Ты вспомнил?

— Нет, мне сказали.

— Простое совпадение. Я приехал по делу, вдруг она приезжает, своим ходом, на электричке. Ну, поболтали часок. Она как-то вскользь спросила у тебя: «Застежку в кулоне починил?» Я вмешался, потрясенный…

— Чем же это?

— Ведь уникальная вещь, как можно! «Вы что, — говорю, — господа, с ума сошли?» В общем, ты обещал починить.

— Однако не собрался, — констатировал я. — Вы отбыли вместе?

— Я ее до станции подвез, усадил на электричку. Она в Каширу торопилась, электричка последняя перед перерывом.

— В Каширу? Зачем?

— На съемки, где-то в окрестностях. В крошечных эпизодах ей иногда давали блеснуть. Попробуй такой откажи! — вырвалось у него неожиданно злобно.

— А что, неотразима была?

— В своем роде.

— А не к Ивану Петровичу она подалась?

— Он как будто один отдыхал. У них там что-то вроде кемпинга. Каждое лето рыбку удят.

— 7 июня она написала мне письмо, послала из Каширы 8.

— А когда ты получил?

— Уже после смерти.

— Оригинально, — розовое лицо побледнело, проступили веснушки. — После чьей смерти?

— Моей. А возможно — и ее. По какому делу ты приезжал ко мне 3 июня?

— Ты накануне кончил мой заказ. Статуэтку делал.

— Какую статуэтку?

Он еще больше побледнел, веснушки сверкали красными точками.

— «Авадону».

— Кого?

— Ангела смерти.

— С какой стати такой зловещий замысел?

— Для меня лично.

— А, коньяком расплатился.

На растерянном его лице отразилась борьба.

— Вообще-то я тебе должен. Ты не взял, но сейчас болен…

— Да не надо.

Семен покопался в оригинальной такой сумочке, на поясе укрепленной, и выложил на стол пачку розоватых купюр; сказал сурово, не глядя:

— Возьми. Четыре миллиона.

— Да не надо же!

— Бери! — взвизгнул ювелир.

Что за идиотская сцена, с непонятным подтекстом!

— Беру, не нервничай. Значит, после «Смерти» и обратился к «Надежде».

— Это та, что в саду?.. Великолепная работа.

— На кого похожа девушка — на Веру?

— Нет. Лицо мне незнакомо.

— Знаешь, Семен…

— Сема. Я привык.

— Сема, привези мне статуэтку, а? Я хочу сравнить и понять, чем занимался последние денечки, может, что-то вспомнится.

Он дико на меня посмотрел.

— Это невозможно, она укреплена.

— В вашей скупке, что ль?

Сема отер пот со лба и произнес глухо:

— На могиле?

Я уже замечал, что любые атрибуты смерти отзываются во мне ощущеньем болезненным. Но все-таки уточнил шепотом:

— На чьей могиле?

— Моей жены.

— О, виноват. Все время совершаю промахи, потому что не знаю, о чем можно спрашивать, а о чем… — я умолк, но любопытство пересилило. — Отчего она умерла?

— В автомобильной катастрофе.

— Когда?

— 9 мая.

— Когда мы тут…

— 9 мая, — повторил он как-то «замогильно». — 12-го ее похоронили, вы с Ванюшей несли гроб. А также я и отец Нели.

— Нели?

— Ее звали Ангелина. Ты любил ее, Макс.

— В каком смысле?

— В человеческом. Вообще к женщинам ты относился с некоторым пренебрежением, а Нелю любил.

— Вы с ней были у меня 9-го?

— Я не пил, клянусь! Меня, кстати, проверили. Очень темная ночь, не заметил каток у вас тут, на Каширском. Точнее, слишком поздно заметил, вильнул на обочину, в дно канавы врезался.

— Сильно пострадал?

— Нет, в руль вцепился, аж руки одеревенели. Макс, не могу об этом вспоминать.

Но я уже вошел в раж и продолжал безжалостно:

— А машина?

— Тоже цела. А Неля ударилась виском… Макс, не могу…

— Надо!

— Ты всегда был жесток.

— Прости, сделай милость. Мой портрет из предыдущей жизни проступает весьма непривлекательным. И что вы все находили в моем обществе!

— Ты был Мастер, Макс. С большой буквы, — заявил Сема жестко. — Гению многое позволительно, — глаза блеснули. — Но не все!

— Если я так же насчет «гения» считал, то получил по заслугам.

По головке. Милиция проверила, участвовала ли Вера в киносъемках под Каширой?

— Официально, нет, проверено. Но там народу много было — батальные сцены, — не исключено, у кого-то жила.

— А, так, может, мой соперник актер. Или режиссер.

— Соперник?

— В письме Вера порвала со мной.

— Серьезно?

— Наверное, серьезно, раз оставила записку подруге: уезжаю, мол, «медовый месяц».

— Вообще она была порядочная потаскушка! — вырвалось у Семена.

— И меня превратила в свинью? Возможно, и тебя! И Ивана Петровича?