Полковник после моего невеселого рассказа сочувственно покивал и сделал резюме:
— Мой батя, трезвенник и однолюб, говаривал так: «Баба — что лошадь: ослабь вожжи — завезет в чащу». Выходит, ослабил ты вожжи.
— Выходит, так, — согласился я.
— И что намерен дальше делать?
— Попробую убийцу настоящего отыскать, — выдал я желаемое.
— Ты, Шустов, — посуровел полковник голосом, — в это дело не лезь. Навредишь только себе и супруге. Своими занимайся.
— А что, можно своими заниматься? — не поверил я.
— А чего нельзя-то. Обвинение тебе не предъявлено, ты вроде как свидетель с подпиской о невыезде.
— Разрешите идти? — я поднялся со стула.
— Иди. Хотя погоди, — остановил он меня, уже было подходившего к двери. — Совет дам. С женой одним махом все не руби, не по-божески это — оставлять человека в беде, прояви великодушие. Сходи на свиданку, я устрою.
— Хорошо, — послушно согласился я, как будто это был не совет, а приказ, не подлежащий обсуждению.
Полковник обещание сдержал, и я получил доступ в следственный изолятор в тот же день.
Нас оставили одних, предупредив о продолжительности свидания. Татьяна сидела напротив меня с опущенной головой, осунувшаяся, подурневшая, потерявшая большую часть своей привлекательности. И наша встреча сейчас походила не на свидание двух некогда любящих сердец, а скорее напоминала пытку, где было неясно, кто жертва, а кто палач.
Я принес с собой одежду и еду. Выложил все перед ней.
— Вот, — прозвучало в камере первое слово.
— Спасибо, — тихо поблагодарила она и всхлипнула. Слезы закапали на стол, и она стирала их с поверхности ладонью.
Жалость достигла моего сердца, но не вызвала никаких внешних проявлений: я так и не коснулся ее руки, не погладил по голове, не произнес слов успокоения. Но все равно необходимо что-то говорить, выяснять, а то становится слишком гнетуще.
— Ты и на самом деле не видела, кто стрелял? — спросил я.
Всхлипы прекратились, Татьяна подняла на меня глаза, полные слез, и помотала головой.
— Но выстрел слышала близко?
— Да, у меня даже ухо заложило, — сообщила она подробность кротким голосом, так и призывающим к прощению.
— В розовых платьях вы были втроем?
— Да, Тамара, Света и я.
— А кто те двое, мужчина и женщина?
— Они приехали чуть позже и без приглашения, просто хотели поздравить его.
— И чем-то нарушили ваше торжество и ритуал посвящения тебя в фаворитки.
— Прости меня, — Татьяна опустила голову. — Я плохо себя вела. Я недостойна тебя.
О, эти фразы вместо великодушия вызвали во мне прилив негодования, и я еле сдерживал себя, чтобы не накричать.
— Я сюда пришел не для того, чтобы выяснять, кто из нас выглядит достойнее. Если бы не обстоятельства, ты и сейчас порхала бы бабочкой, коллекционируя комплименты, которые, в общем-то, нужны лишь для того, чтобы овладеть твоим телом.
— Между нами почти ничего не было! — заклинающе воскликнула она.
— О, как вы нравственно устойчивы, мадам! — с ехидством произнес я. — Если бы не выстрел, то прелюбодеяние совершилось бы. Что ж, воздадим хвалу убийце, предотвратившему один тяжкий грех другим, более тяжким.
На мой издевательский тон Татьяна покорно и умоляюще проговорила:
— Ты можешь ненавидеть меня и будешь прав, но прошу, посоветуй, что мне делать?
Она с мольбой смотрела на меня, как на последнюю надежду, но это не поубавило гнева в моем сердце.
— А мне что делать? — с горечью выпалил я. — Идти к ветеринару пилить рога, что ты наставила?
— Да, тебе сейчас труднее, нежели мне, — не возражала она дрогнувшим голосом и неуверенно продолжила: — А чтобы стало чуточку полегче, давай сделаем навстречу друг другу хотя бы по шагу. У меня нет никого, кроме тебя, и осознаешь это только в беде.
— Не представляю, как будет выглядеть шаг с твоей стороны, — с сарказмом продолжил я, — но интересно знать, что ты хочешь в первую очередь от меня?
— Прощения не жду, — с грустью проговорила она. — Но хотя бы избавь меня от клейма убийцы, найди, кто это сделал на самом деле.
— Но не ты ли сомневалась в моих способностях и всегда подчеркивала перед подругами, что из меня сыщик — как из твоей бабушки балерина.
— Прости, но я говорила шутя.
— Ну что ж, шутя говорила, шутя любила, шутя жила, вот и дошутилась.
— Позаботься хотя бы о сыне и не говори ему пока, где я нахожусь.
— Лгать не буду, — отрезал я. — А сына не брошу. Не в пример некоторым, на ужимки и комплименты противоположного пола не покупаюсь.
Читать дальше