Валерий Повалихин - Умягчение злых сердец

Легко было сказать: основное внимание сосредоточить на Лоскутове. В городе его нет. Уехал еще в начале июня, на другой день после прощального школьного звонка. Так и не появляется? Где? Ни на работе, ни с соседями планами не делился. С женой в полуразводе: несколько месяцев назад жена, забрав сына, уехала в Брянскую область к родителям. Может, и Лоскутов там сейчас, а может… Куда только не может отправиться тридцатилетний, не обремененный заботами отпускник.

Интерес к учителю рисования у Шатохина увеличился, когда полюбопытствовал, о чем конкретно пишет Лоскутов в своих статьях по искусству. Одни названия говорили за себя: «Некоторые черты стиля старообрядческих икон», «Сокровища таежных скитов». Вчитываться особенно недосуг, но и по беглому просмотру нетрудно понять: о скитах Лоскутов знает не понаслышке.

Хотелось успеть сделать как можно больше, завтра обязан возвратиться в древнюю Тверь, выезжать утром. Но в заботах день сгорал с быстротою, как тоненькая свечка на шандале.

Успели еще установить, что с гравером Лоскутов знаком (насколько близко, пока осталось под вопросом), что гравера точно не было в Коломне в дни ограбления скитов в Нетесовском районе. Накануне событий на болотах был свободен: в мастерской три человека, и, сменяя друг друга, работают в месяц по десятидневке. Сейчас Зимаев заступил на свою очередную вахту, по полсуток не выходит из мастерской.

Сходи к нему. Пусть какую-нибудь надпись черкнет на этой штуковине. Придумаешь по пути текст. — Шатохин протянул Валиулину купленный в сувенирном гостиничном киоске портсигар.

Старший лейтенант понял, что к чему. Ушел и вернулся через час.

— На добрую память Алексею Михайловичу в день рождения, — сказал, возвращая завернутый в газету портсигар.

— Спасибо, — буркнул Шатохин, — у меня в октябре этот день.

— С тебя причитается. Как будешь расплачиваться? — Такими словами встретил фотоиндивидуала Шатохин.

Недоуменное выражение возникло на смуглом лице Кортунова.

— Проданы твои доски. Хорошо проданы. — Шатохин сделал шаг к гостю, вложил в руку незапечатанный конверт. — Половину получил, теперь вторая половина. Доволен?

Шатохин знал, что делает. По заключению специалистов обе взятые под залог иконы принадлежат к псковской школе, написаны во второй половине восемнадцатого века. Музейная закупочная комиссия определила бы цену каждой пятьсот — семьсот рублей. А уж на черном рынке могут дать и в два, и в три, и в пять раз больше. В зависимости от того, кто и кому продает. Хочешь не хочешь, нужно со всем этим считаться. Пока у Кортунова не притупилось желание побыстрее перевести иконы в деньги.

Лишним был вопрос, доволен ли Кортунов. И без слов видно, понятно: да, и еще как.

— Так что, Игорь, шампанским угощаешь? — подсказал Шатохин, какого именно расчета ждет.

— Да, да, конечно. — Кортунов вдруг засуетился, сунул конверт в один карман, вынул, переложил в другой.

…В ресторане заняли тот самый столик, за которым четыре дня назад фотограф застал Шатохина.

Кортунов не скупился, к закускам заказал целых три бутылки. Шатохин не удерживал: пусть. Затевать деловой разговор не торопился.

— Как у тебя с фотографированием? — спросил, лишь бы не молчать, пока откупоривал бутылку и разливал по бокалам вино Кортунов.

— Нормально…

Ни в воскресенье, ни в понедельник, ни нынче, несмотря на погожие дни, Шатохин знал, в Березовой роще фотоиндивидуал не появлялся. Провел вчера полдня на фабрике, потом в обществе двух девиц был на пляже.

— Надпись на снимках — это ты удачно придумал.

— «Город Тверь»?

— Да.

— Аа-а… — Беспечно, дескать, было бы о чем говорить, отмахнулся Кортунов. Поднял свой бокал, предложил тост: — За вас.

Он был в настроении, все ему нравилось. Чем дольше сидели, тем уютнее чувствовал себя в ресторанной обстановке Кортунов. Единственное неудобство, с которым приходилось мириться, — нельзя курить.

Шатохин решил, что самое время возобновить прерванный им самим в воскресенье разговор.

— Так, Игорь, — начал он, — в прошлый раз не договорили. Не забыл, надеюсь, о чем?

— Нет, конечно, — быстро отозвался Кортунов.

— И сколько можешь предложить?

На сей раз с ответом фотоиндивидуал помедлил.

— А если я скажу: двадцать? — вопросительно посмотрел на Шатохина.

— Хм. Однако же… Откопал ты где-то золотую жилу.

Шатохин делал вид, будто для него неожиданно количество предлагаемого, хотя как раз в этом именно меньше всего было внезапного. Грабителями взято семьдесят шесть икон. У Кортунова — треть. Значит, поделили поровну? Четвертого в доле не было?