Патриция Вентворт - Тайна темного подвала

— Ничего, если я здесь сяду? — спросила Энн, отодвигая стул.

Лицо девушки просветлело:

— О, садитесь! Пожалуйста, садитесь.

Как внезапно рассеялась завеса тумана! Девушка, чье бездыханное тело лежало в темном подвале, как живая стояла перед глазами Энн. Голос ее снова звенел в ее ушах — нежный голос с еле уловимым оттенком акцента…

Энн поднялась со стула и двинулась к выходу, не в силах спокойно сидеть под напором этой лавины воспоминаний.

Она стояла уже у самой двери, когда Росс вдруг обернулся:

— Куда это ты? Через пять минут будем завтракать.

— Я ненадолго. Не ждите меня, — ровно проговорила Энн.

Второй мужчина рассмеялся. Поднимаясь по лестнице, она все еще слышала его хохот.

Вернувшись в спальню, Энн опустилась на кровать и вновь отдалась потоку воспоминаний. Бедная маленькая глупышка… Она была такой невежественной и неосторожной! Выпалила свою историю на одном дыхании, лишь только Энн успела сесть:

— Меня зовут Энн Бородейл. Хотя, может быть, мне уже следует называть себя Энн Фэнкорт. Не знаю. Звучит смешно, правда? — И она засмеялась, словно над удачной шуткой. А потом продолжила свой бессвязный, сумбурный рассказ, и едва уловимый оттенок акцента слышался в ее речи. — Понимаете, я точно не знаю, замужем я или нет. Мой отец… он погиб. — Голос ее вдруг прервался рыданием. Она судорожно схватила Энн за руки, уже видя в ней друга. — Там был взрыв, и на него упал огромный камень. Джим сказал, что отец подошел слишком близко. Не знаю, как это случилось! Отец был весь изранен и искалечен. Когда он понял, что умирает, он захотел, чтобы Джим на мне женился. Приехал священник и обвенчал нас. И отец умер. — Голос ее стал тише, отголоски прежней боли уже не звучали в нем. — А потом там приземлился самолет. — Девушка всплеснула руками. — Американский самолет сбился с курса и предпринял вынужденную посадку. Мы смотрели, как он снижается. Вы не представляете, как это было волнующе! На борту было двое молодых людей. Джим попросил их забрать меня с собой. Они сначала отказались, но потом все-таки сказали «да» — после того как Джим с ними поговорил. Он сказал, что я его жена и что вывезти меня из страны — вопрос жизни и смерти. Русские очень следят за тем, чтобы их граждане не пересекали границу, а ребенок русской женщины считается русским вне зависимости от национальности его отца. Власти меня ни за что не выпустили бы, а Джим обещал отцу, что увезет меня. И он уговорил тех американцев взять меня на борт, — заключила она, стиснув руки.

Энн вспомнилось и собственное удивление, и тон, каким она спросила:

— А что же вы делаете в этом отеле?

Девушка рассмеялась. Энн мысленно отметила, как легко переходит она от слез к радости.

На кошачьем личике девушки появилась забавная гримаска.

— Ну, я подумала… Мне теперь всю жизнь придется делать то, что велит Джим. Он ведь мой муж. Но отец оставил мне деньги, много денег. Так почему бы часть их не истратить, совсем немножко? Зачем мне идти в дом к какой-то старой горничной? И я решила не ходить. Решила отправиться в отель, который всегда расхваливал мой отец.

Можно же чуть-чуть себя побаловать! Я теперь замужняя дама, значит, ничего неприличного в этом нет. Письмо Джима к его тетке Лилиан, которая живет в Чантризе, Хэйликотт, я отправила. А теперь вот думаю, чем бы себя развлечь.

Так она болтала — весело и непринужденно. Примерно посередине разговора какая-то смутная мысль начала беспокоить Энн.

— Как, вы сказали, звали вашего отца? — внезапно вырвалось у нее.

Девушка остановилась.

— Моего отца? — на лице ее вновь появилось трагическое выражение. — О, бедный папа! Какая ужасная участь!

Простите, что вы спросили?

— Как его звали?

— Я ведь уже говорила — Бородейл.

— А его имя? Или фамилия?

В глазах девушки вдруг засветилось подозрение:

— А что?

— Мне кажется… может быть, мы с вами родственницы.

— О…

— Я буду знать точно, если вы назовете мне его полное имя.

— Леонард Морис Форест Бородейл.

— Меня зовут Энн Форест. Думаю, мы с вами кузины.

Как она разволновалась, как обрадовалась! Вся она была, словно бурливый ручеек — горе, смех, улыбки, слезы… Воспоминания о ней до сих пор причиняли Энн нестерпимую боль.

С нижнего этажа донеслись мужские шаги.

— Что ты там делаешь? Ты что, завтракать не собираешься?

Они ей не доверяют. Вот она, расплата за злодеяние: тот, кто совершил убийство, уже больше никому не доверяет.